Улька сидела рядом со мной с важным видом — как же, она «участвует» в настоящем взрослом, не каком-нибудь там школьном видаке!
Я нашел взглядом Томаса. Его изображение было в пятом ряду сверху. Я укрупнил его лицо — оно казалось растерянным.
Под конец взял слово Алексеич.
— Товарищи колхозники! Тут дело такое… я принял решение покинуть пост организатора на нашей фабрике.
«У-у-у» — сказал я в точности, как Улька. Дочь быстро взглянула на меня. Разочарование и горечь, казалось, разливались по экрану. Алексеича у нас все любили. Хотя понять можно… ведь человеку скоро девяносто! Алексеич продолжал.
— Я делаю это в связи с тем, что перехожу на другую работу. Меня приняли на открывшуюся вакансию помощника организатора в первом марсианском городе Аэлита!
На сей раз экран словно бы дружно охнул. Алексеич широко улыбнулся.
— Что, удивил? Конечно, необычно для такого старого хрыча. Но знаете… — он понизил голос, — я ведь в жизни чего только не видел. Еще в первом Союзе вырос… И вы знаете, с детства, с самого раннего детства я так мечтал увидеть звезды! Побывать в Космосе. Буш побери, я шагну на чужую планету! А отправляюсь через два месяца, как раз следующий караван кораблей прибудет…
Когда Улька ложилась спать, я, как обычно, присел рядом с ней, потрепал по спутанным лунным волосам.
— Пап, — сказала она сонно, — а я знаешь, кем буду, когда вырасту?
— Кем?
— Когда я вырасту, то поеду в ФТА. Я буду агентом и подпольщицей и устрою там революцию!
— Ты устроишь, — согласился я, — в этом у меня нет ни малейшего сомнения.
Марс светил прямо в окно отраженным красноватым светом.
Через два месяца вернется Ирка.
Арнсберг, 2012
Валентин Быковский. О пользе ветеринарии.
Все имена, названия, а также физические величины адаптированы под современного Земного читателя. Секреты изобретений намеренно скрыты до получения патента.
— Владимир Алексеевич! — Машенька стояла в дверях, губы предательски подрагивали, из глаз готов хлынуть водопад. — Владимир Алексеевич, у Цесаревны никак не получается.
Симаков поднялся, снял халат с вешалки.
— Ну, пойдем, пойдем. Еще раз посмотрим на твою протеже.
Машенька Малышева, смотрительница Зоопарка, все-таки не удержалась, слезы закапали из глаз, словно сок из свежего надреза на березе.
Владимир первое время смущался, пытался успокоить, предлагал то воды, то валериану, но потом привык к машенькиным слезам и даже недоумевал иногда, откуда у девушки столько влаги, наверное, воды много пьет.
Цесаревна, полуторатонная животина с метановой планеты где-то ближе к центру Галактики, должна родить. Три года назад, когда Владимир только начал работать в Зоопарке, она тоже рожала, и вот тогда ему хотелось плакать. Никто не представлял, что происходит с любимицей всех детишек, и он, ветеринар, тоже не знал.
Цесаревна к тому времени находилась в Зоопарке лишь два месяца. В огромном стеклянном кубе, заполненном метаном, вращалась на одном из тонких концов веретенообразная восьмиметровая туша. Чуткие приборы фиксировали каждый оборот и сигнализировали о малейшем изменении, так как скорости вращения этого мегаверетена человеческий глаз не улавливал.
Это сейчас доктор Симаков спокоен и невозмутим, а когда его вызвали из-за уменьшения оборотов Цесаревны, и он примчался к метановому аквариуму в белом халате, с белым чемоданчиком, но босиком, слезы от стыда и бессилия уже готовились к решительному броску, и только боевая выучка остановила их. В бытность главным ветеринаром эскадры, в сложных боевых ситуациях, Владимир никогда не терял самообладания, а здесь растерялся и не знал, что предпринять.
— Метан не ест, — Машенька отвлекла от воспоминаний. — Обороты совсем упали, даже взглядом можно заметить.
— Скафандры готовы? — спросил Владимир.
— Конечно, конечно. Вы один пойдете? — когда с Машенькой говоришь о работе, она забывает, что можно плакать.
«Хорошая все-таки девушка. Добрая, но очень уж впечатлительная. За такой и ухаживать опасно. От пустяка нервный срыв может произойти».
— Нет. Пока никто не пойдет, — сказал Симаков, понаблюдав за Цесаревной. Повернулся к технику: — Камеры все работают? Фильтры стоят?
Прошлый раз из-за яркой вспышки единственная камера наблюдения вышла из строя, и момент родов видели только три человека: сам Владимир Алексеевич, директор и заведующая роботами-уборщиками тетя Валя.