— …и стали думать одновременно. Каждый мог свободно обращаться к памяти другого…
— …только не личной, там стопор моральный есть…
— …который зависит от уровня хозяина. Но можно и произвольно снять, дать полный доступ. Особенно, если таиться — в лом…
— …и попер кайф от всезнайства и всемогущества. Казалось, на раз решим хоть теорему Ферма…
— …а потом сошло, как дурь наведенная…
У Бориса Ивановича началось головокружение. Основы мироздания ощутимо дрожали, растрескиваясь от детских голосов. Он воспринимал себя глупой, маленькой козявкой, которая не может понять даже, как называется то, что он слышит. Собравшись с силами, вмешался:
— Сейчас ощущение общих, многих знаний осталось?
Тим, Антон, Оксана замолчали, углубились в себя, воскликнули:
— И сейчас — да! Надо вплыть… вход в директорию… как библиотека со стеллажами… не все надписи знаю… ответ всплывает в мозгу, как свой…
Наставники переглянулись. Ученики занырнули настолько глубоко, что разбираться предстояло не один день, в лучшем случае. Но в остальном — страшных последствий не наблюдалось. Пока. И врачебное обследование им пройти следует. Отдохнув, конечно. Олжас подвел итог:
— Домой, родители ждут. Оксана, Антон — поехали!
— Мы с Тимофеем соседи, — кивнул Сергей Львович, и все шумно направились к выходу. Возле машины, протянув руку, Борис Иванович спросил:
— По-взрослому, Тим… Как тебе показался амфетамин? Это наркотик, настоящий.
— Честно — никакого удовольствия. На тупой ржач пробило, типа мы — гопота на тусне. А на выходе зеро… А что?
Наставник облегченно вздохнул:
— Да хотел рассказать… Теперь не стоит… Ну, как хочешь. Вуд, физик, двадцатый век, рассказывает, как проверял опиум на стимуляцию научной мысли. В дурмане напал на чрезвычайно важную научную идею, но на какую именно — забыл. Пока приходил в себя, она вылетела из головы! Повторно накурился, и мысль явилась! Вуд записал гениальную идею… Очнувшись, развернул бумажку, а там: «Как ни велик банан, кожура еще больше»…
Никто не отозвался на дубовое «моралитэ». Зависла неловкость. Так и расстались. В пути Сергей Львович пытался спасти ситуацию. Сравнивал эксцентричного хитреца Вуда с Ходжой Насреддином, с Козьмой Прутковым. Тим молчал до порога своего дома:
— Борис Иванович так сильно обиделся? Мы же хотели проверить…
Наставник Тимофея грыз себя за тупость и бестактность:
— Психолог, называется… Промолчать не мог… Оскорбил мальчишку недоверием… Ну и что с того, что переволновался? На то ты и учитель!
Нашагав по кабинету не один километр, Борис решил заняться хоть каким-то делом. Стивизор компа ответил на команду дежурным приветствием: «Стране не нужны пролетарии!» За этот призыв вульгарные коммунисты мгновенно предали анафеме того президента. Однако слово безвозвратно утратило прежний, марксистский смысл, став клеймом для неимущих людей, лентяев, коптящих небо без заботы о будущем.
Борис заказал базовые сведения по химизму мозга. Ночь безнадежно испорчена, сна ни в одном глазу. Дома никто не ждет — жены пока нет. Какой смысл ездить туда-сюда? А так — хоть чуток пользы будет.
— Ого, вот это объем! Куда там информационному полю… Чудовищно много. Придется до утра насиловать голову мнемотрамбовкой. А выбора нет, иначе доверие Тима улетучится быстрее утреннего тумана…
Борис обреченно приготовил себя к темповому усвоению, запил таблетку (творение Сергея). Откинул спинку кресла, прилег. Контактные линзы с микропроекторами (изобретение Олжаса) — под веки. Еще несколько минут, и начнется стремительная передача информации напрямую в подсознание. Мысли стали размываться. Ускользающее сознание связало предстоящие мучения с виновниками, но не укоризной, а восхищением:
— Нет, ну надо же! Чертенята ухитрились обменяться информацией, накопленной в их гениальных черепушках! И стали втрое образованнее! Да еще и стали напрямую… это как? телепатически? — подключаться к долговременной памяти друг друга! Или… Да ну, бред! Не может быть общего информационного поля Земли! А если есть? И мальки нашли методику? Тогда мнемотрамбовка больше не понадобится? Океан знаний — и все мои?
Перед засыпающим внутренним взором ожила черно-белая фотография седого, лохматого мужика, подмигнула:
— Что и требовалось доказать. Чихать на Конец Света от кометы и астероида. Мы успеем, Борис! Человечество переживет Солнце и не погибнет в коллапсе Вселенной. Разум найдет, как сохранить себя навсегда, меняя вселенные, словно старые квартиры. С сегодняшним количеством гениев — это вопрос пары тысяч лет. А у нас в запасе — намного больше!
…и не понять, сам Борис, лукавый экспериментатор Вуд или парадоксальный Альберт напоследок изобразили не такое уж далекое будущее: миллиарды людей дружно показывают язык обманутой, невечной Вечности…
Хайфа, 2010
Яна Завацкая.Free Trade Area.
Алексеич позвонил в 9:35, а без пяти десять новичок стоял у стеклянной двери в наблюдательную кабину. Не могу сказать, чтобы это меня обрадовало. Именно в мою вахту, а ведь я хотел сегодня отсканировать результаты последней серии в экспериментальной оранжерее. Но что делать, раз надо? Я радушно распахнул дверь.
— Томас, — он сдавил мою руку неожиданно жестко. На вид — щуплик; белесые волосики на висках, чуть испуганные глаза, хотя и храбрится. Я искренне улыбнулся.
— Валерий. Заходи — это наша кабинка. У вас там, наверное, похоже?
Томас у себя в Канаде тоже работал на гидропонике. Так что общий язык мы быстро нашли. Я мало читал о методах ФТА — а что о них читать, если они от нас минимум на десятилетие отстают? Хотя наши, говорят, отслеживают и у них новые идеи — мало ли? Вот и Томас порассказал мне кое-что интересное, например, субстраты у них используются совсем другие. А до регулировки атмосферы они еще не дошли. Я налил Томасу кофе, и мы мило беседовали, покачиваясь в креслах над зеленым морем. В кабинке у нас красиво — будто сидишь в гигантском зимнем саду, вокруг неистовая зелень, просверки стали и стекла — оборудование, всюду снуют тонкие лапки манипуляторов, в верхних этажах, среди висячих лиан, облепленных тропическими фруктами, носятся стайки колибри. Кабинка неторопливо скользит по монорельсу под куполом, объезжая всю фабрику. На самом деле визуальный контроль нужен лишь в особых случаях, дежурство заключается в наблюдении за приборами.
— А какой у вас выход продукции? — неуверенно спросил Томас.
— По каким позициям? Наша фабрика выпускает четыреста тридцать восемь наименований. Мы практически кормим весь Новосибирск.
— Например, томаты.
Я назвал цифры по всем шести сортам. Томас покачал головой и присвистнул.
— Боюсь, нашим до такой урожайности далеко. Это за счет генетики?
— Да, конечно, — я хотел рассказать о своем эксперименте, но подумал, что малоинтересно, слишком уж специальная тема.
— А почему вы называете ваше предприятие «колхоз»? — поинтересовался Томас.
— Это мы шутим так. Слушай, может, сходим в столовку, перекусим? У меня обычно в это время второй завтрак.
Томас окинул взглядом кабинку.
— А как же вахта?
Я показал ему нотик.
— Дистанционно. Мое постоянное присутствие не требуется. К тому же есть еще второй пост и инженерно-технический. Мы на перерыв по очереди ходим.
Томас заказал салат из нашей продукции, я ограничился кофе со свежими рогаликами. Канадец ел с аппетитом и сдержанно восхищался запахами и необычайно, по его мнению, ярким вкусом огурцов и помидоров.
— Ага, как говорит Ахмед, наш генэксперт, — я изобразил кавказский акцент, — это агурец? Эта разви агурец?! Эта жи дыня!
Томас вежливо-скованно улыбнулся. Я вспомнил школьные уроки коммуникации.
— Слушай, расскажи о себе. Где учился, чего к нам решил переехать…
— Да у меня все обычно. Мне тридцать два. Закончил высший колледж сельского хозяйства, — подчеркнул он с ноткой гордости, — сразу нашел неплохое место, на фирме в Торонто. Четыре года работал биоинженером, затем прошел дополнительный курс и стал начальником участка… А почему переехал? Перспектив у нас там нет. Наша фирма во время кризиса разорилась. Наверное, с моим образованием я бы в итоге нашел работу, но зарплаты предлагали такие, что и браться не стоило. У меня кредит был за машину. Семьи у меня нет. С подругой, — он смущенно потупился, как бы извиняясь за личную нотку, — поругались как раз. Я и подумал — почему не рискнуть? Русский я знаю с детства, у меня бабушка русская, да и в колледже учил.