Радостно взметнулось в темное небо пламя костра. Когда образовались первые угли, ребята принялись печь мясистые плоды дерева сид, а Роб молниеносно разместил на небольшом столике кувшины с напитками из ягод, чаши-кубки, выполненные из разноцветного стекла, и обсидиановую вазу, наполненную сочными фруктами. С одного края извилистую прозрачную крышку столика украшала цитриновая друза, с другого располагался необычайно крупный кристалл мориона, вызвавший у ребят затаенный восторг.
— Тимо, это что за минерал? — прошептала Юми.
— Это очень редкий здесь черный кварц, — также тихо, поддерживая игру, ответил юноша. — На Земле его раньше использовали в магии за способность смещать точку восприятия и открывать канал связи с иными мирами.
— Без звездолетов и станций внешней связи? — удивился Лорки.
— Без них, — подтвердил Тимо. — Но в отличие от них, морион сможет открыть только то, что уже содержится в глубинах коллективной души человечества, и ничего сверх того.
Рам взял из вазы персик, вслух заметив, что обсидиан, из которого она сделана, символизирует космическую ночь, в которой, тем не менее, неизбежно зарождается жизнь в виде таких замечательных солнечных фруктов. Все, включая Тимо, весело рассмеялись и потянулись к вазе.
— Мы увлеклись горными породами и фруктами и не обратили внимания на замечательное произведение Матушки, — продолжил младший наставник. — Посмотрите, как мастерски она расписала кувшины.
— Да, я давно смотрю, — отозвалась Анита. — Там парящая птица, здесь пейзаж с холмами и рекой, а вот на этом кувшине — горы, как на Земле, и воздушный корабль над ними. И, как всегда на картинах Матушки, все по правде, так что хочется шагнуть прямо туда.
Мир Атам наполнил и осушил свою чашу, вновь наполнил и подсел к костру, придерживая левой рукой старинный музыкальный инструмент — ирландскую или кельтскую арфу.
— Рад видеть вас, друзья! — со спокойной веселостью он оглядел гостей, притихших в ожидании тайны. Давно ли Мир Атам принял в свои ладони их с Геей первого сына Кей Дара, или Кеодара, как его стали звать сверстники? И вот, вокруг вечернего костра сидят представители поколения правнуков, уже третьего поколения, для которого не Земля, а Кеа — родная планета. Между переселенцами и родившимися здесь существуют даже незначительные и вполне ожидаемые антропологические различия, но и тех, и других объединяет общая наследственная память, измеряемая геологическим временем.
Не произнося более ни слова, Мир Атам заиграл незнакомую мелодию, сразу же захватившую всех. Удивительные звуки, извлекаемые руками мастера, бежали сотней ручьев, рассыпались мириадами сверкающих на солнце капель, на мгновение замирали и, повернув вспять, к своему источнику, вновь сливались в общий стремительный поток. Переливчатые трели, то нарастая, то затихая, зазвучали на фоне ритмичного рокота басов и вплелись в ткань усложняющейся мелодии, в которой ребятам чудились веселые игры в волнах, а Тимо представлял себе, как они вдвоем с младшей наставницей Элой мчатся под ослепительно белоснежным, тугим от ветра парусом среди солнца, пены и брызг. Матушка Геа взяла высокую ноту, и ее сильный и чистый голос зазвучал поверх аккордов арфы, увлекая слушателей то в синь безоблачного неба, то в прозрачную глубину наполненного солнечным светом моря…
Чудесная мелодия затихла, и окружающее пространство постепенно вновь наполнилось ночными голосами и шорохами. Во внешнем мире что-то неуловимо изменилось, как будто возле их костра сблизились силовые линии времени, уплотнив его ход. Громче и отчетливее затрещали в огне сучья.
Первым нарушил молчание Яромир:
— Мир Атам, это вы создали такой шедевр?
— Нет, Яр Мир, не я, — отозвался учитель. — Я только обработал мелодию, которую мне подарили дельфины в Посейдонии.
— Вы сейчас оттуда? Это у противоположного берега субконтинента! — воскликнул Баки.
— Да, Баки, там, на базе морских археологов, которой заведует Кеодар, я провел последние три дня.
— В Посейдонии находится один из самых интересных артефактов, оставленных Предшественниками — Эргам, или Световой орган, — заметил Тимо.
Ребята дружно подтвердили, что знают, о чем говорит младший наставник: сумрачный зал на глубине пятидесяти метров, вдруг загорающийся при приближении батискафа рядами вертикальных световых колонн, похожих на трубы старинного органа, они видели в фильме по кеанской археологии. Трубы мерцали и меняли цвета по мере того, как батискаф проплывал вдоль них, а когда покидал зал — гасли.
Мир Атам тоже кивнул в знак подтверждения:
— Как раз на Эргаме мне и наиграли эту музыку. Я предвидел что-то подобное как результат программы «Пелагея».
— «Пелагея»? — переспросил Лорки. — Это та программа, в ходе которой на Кее были выведены дельфины — генетические потомки разных подвидов земных афалин?
— Совершенно верно, Лорки, — продолжил Мир Атам. — И здешние «бутылконосые» в результате получились даже более разумными, чем были и остаются их земные сородичи. Позавчера мне это доказали в Посейдонии, где я работал в кальдере древнего вулкана — одного из тех, что ушли под воду миллионы лет назад. Быстро управившись со съемкой и сбором интересовавших меня водорослей, я решил проведать Световой орган. После мрачной кальдеры, оставляющей зловещее впечатление, было отрадно встретить стайку неизменно жизнерадостных дельфинов. Те окружили батискаф и сопровождали его до самого входа в подводный зал, а как только вспыхнули световые колонны — умчались вперед и начали веселую пляску. Они собирались вместе, а затем стремительно разлетались в разные стороны, как на фресках Древнего Крита, и Эргам откликался на их движение. Вы знаете, что на рыб и моллюсков он практически не реагирует, на людей отзывается индивидуальной цветовой гаммой, в зависимости от психоэнергетики человека. Но дельфины вызвали каскады красочных огней!
— Неужели раньше никто этого не замечал? — высказал общее удивление Рам.
— Ни разу работающие там морские археологи не видели, чтобы дельфины подплывали к Эргаму, — ответил Мир Атам. — Не зарегистрировали этого и автоматические камеры. Теперь понятно, что «бутылконосые» долго присматривались к Световому органу издалека и даже изучали наше взаимодействие с ним. Почему они доверили именно мне свою мелодию, я не знаю.
— Может быть, у них из поколения в поколение передается память о программе «Пелагея», в которой вы принимали непосредственное участие? — предположил Тимо.
— Я уверена, что дельфины знают всех участников программы и передают эти знания потомкам, — сказала Матушка Геа. — Вы для них настоящие демиурги.
— Да, это пока что самое вероятное предположение, — согласился Мир Атам. — Так или иначе, увиденное мной было удивительно! Пульсации световых колонн и их цветовые переливы подчинялись ритмической закономерности, которую мне осталось только записать, переведя цвета в звуки.
— И получилась Дельфинья соната! — обрадовалась Юми.
— Удачное название, — поддержала ее Матушка. — Как ты думаешь, Мир?
— Согласен, — отозвался Мир Атам. — Поздравляю вас, друзья, вы первые — после Геи, конечно, — он улыбнулся своей другине, — слушатели Дельфиньей сонаты. Завтра эта музыка будет передана для всей планеты и, при положительном решении Совета, уйдет в космос по каналам направленных передач, пополнив культурное поле нашей Галактики.
— И дельфиний народ станет галактическим, — произнесла Анита, вспоминая песню, которую слушала прошлой ночью вместе с зеленоглазой женщиной из другого мира.
Черное небо усеяла россыпь далеких звезд, среди которых затерялась крупным топазом Марсана, следующая после Кеи планета ее солнца. Пока еще высоко стояла половинка маленькой кеанской луны. Но скоро она опустится к горизонту и высветит дорожку на поверхности озера, так что будет невозможно отказать себе в радости прокатиться вдоль нее на йоле, урвав завтра для сна часть дневного времени. Вдоль дальнего холмистого гребня перемигивались огоньки подсветки древней, выложенной базальтовыми плитами циклопической дороги. Теперь по ней проходит часть линии поездов на магнитной подушке, соединяющей подножие Обсерваторной горы, Солнечный Портал — главный поселок колонистов — с космопортом на плоскогорье Индра и далее с континентальной станцией внешней связи.