Он нащупал в кармане карточку и пошел к метро. Куда ему надо, он еще точно не решил. Наверное, лучше всего — к морю. Он доехал до станции метро «Ионическая», конечной на Океанической ветке.
В двадцати минутах ходьбы вдоль моря, на самом побережье располагалась экспериментальная биостанция дедушки Лаэрта. В молодости дедушка был космонавтом, разведчиком на сверхдальних маршрутах, а когда вышел на пенсию, занялся своим хобби — биологией. Он выращивал еду для дальних перелетов, постоянно экспериментируя и выдумывая что-то новое.
Телемах шел вдоль берега, глядя, как чайки и дельфины сообща ловят рыбу на отмели. Вода была серебристо-синяя, с мелкой рябью, пахло рыбой и водорослями, по камням ползали крабы. Справа по скоростному Приморскому шоссе бесшумно проносились электромобили, обдавая волнами прохладного воздуха, пахнущего озоном.
Неожиданно один из электромобилей самой последней сверхдорогой модели притормозил, из открытого окна высунулась голова Антиноя, папочки Реогении. Он был одет, как всегда, в свой излюбленный малиновый хитон с золотой цепью и, как обычно, улыбался в тридцать два зуба.
— Привет, Телемах! — сказал Антиной, сдвигая на лоб темные очки с зеркальными стеклами. — Ты что, опаздываешь? Может, тебя подбросить?
— Нет-нет! — Телемах отчаянно замотал головой. — Спасибо, не надо. Я и на метро могу, только пешком ходить полезнее.
— Ну, как хочешь, — сказал Антиной. — Я всегда рад помочь другу Реогении.
Он помахал Телемаху, и «мессер», тьфу, черт, то есть, «мерс», умчался. Интересно, но родители почему-то твердо уверены, что Телемах и Реогения — лучшие друзья.
Из-за утесов показался белый домик биостанции. На берегу перед ним Телемах разглядел дедушку Лаэрта, который чем-то подкармливал дельфинов. Наверное, испытывал на них новую высококалорийную пищу. Дедушка тоже заметил его и помахал рукой.
— Доброе утро, — сказал Телемах, подойдя.
— Здравствуй, здравствуй, внучек, — отозвался дедушка. — Что же ты не в школе? У тебя ведь, кажется, сегодня кросс?
— Еще не скоро, — сказал Телемах и присел на камень. — В три.
— Ты чем-то расстроен? — проницательно спросил дедушка Лаэрт. — Проблемы? Или мне только кажется?
Телемах вздохнул, он сам толком не знал.
Дельфины недовольно затрещали, выпрыгивая из воды — требовали еще подкормки. Дедушка рассеянно высыпал в море весь оставшийся в пакетике корм, что-то прикидывая в уме, и сказал Телемаху:
— Погоди минутку, я схожу, попрошу лаборантов, чтобы они сами опрыскали экспериментальный участок винограда, тогда у меня освободится целый час, и мы сможем поговорить. Хорошо?
Телемах кивнул.
Дедушка быстро направился к биостанции, а Телемах выбрал среди камней несколько плоских галек, крикнул дельфинам, чтобы они не болтались у берега, и стал швырять гальки в море. Первая проскочила по поверхности воды семь раз, оставляя за собой расплывающиеся круги на спокойной воде заливчика, вторая — одиннадцать, третья утонула на четвертом «блине», и этот позор как раз увидел дедушка.
— У твоего папы был личный рекорд — двадцать один, — сказал он, проводив гальку взглядом.
— Здо-орово, — с завистью сказал Телемах. — У меня сегодня день неудачный… И вчера тоже был паршивый…
— Гм-гм, — произнес дедушка с сомнением, извлек из воздуха большой спелый персик и вручил его Телемаху.
— Спасибо, — сказал Телемах, вгрызаясь в персик. К подобным дедушкиным выходкам он привык. В прошлом году дедушка Лаэрт ездил на пару месяцев в НИИЧАВО в порядке культурного обмена и научился там этим трюкам.
Правда, ничего, кроме фруктов, дедушка делать не умел, считая, что ему как биологу этого достаточно.
— Ну что, пойдем, прогуляемся до аллеи Героев космоса? — спросил он Телемаха.
Телемах кивнул, и они двинулись по тропинке между утесами и кустами акации вглубь острова. Неожиданно сзади послышались возмущенные протестующие вопли, и из-за скал ракетой вылетел огромный белый альбатросище с черными кончиками крыльев и оранжевыми лапами и клювом.
— Птеродактиль, привет! — крикнул дедушка. — Что случилось?
Альбатрос продолжал настойчиво орать на повышенных тонах. Дедушка, слушая его, становился все мрачнее.
— Что-что? — переспросил он. — Ах, у тебя претензии? Что ты сказал — дискриминация?.. Ах, дельфины — мои любимчики, так, значит?..
Телемах догадался, что дельфины уже успели поделиться с альбатросом свежей новостью о том, что он опоздал к раздаче подкормки.
Птеродактиль сел на уступ скалы и продолжал возмущаться.
— Залети после обеда, — сказал дедушка. — Возможно, что-нибудь для тебя найдется.
Но альбатроса, похоже, этот вариант не устраивал, поскольку он продолжал качать права.
— Куда-куда ты будешь жаловаться? — спросил дедушка Лаэрт. — Ах, в Гринпис? В Международное общество защиты прав животных? Ну-ну. Кыш отсюда, лентяй! Иди, рыбу лови! — рассердился он. — Совсем обнаглел!
Птеродактиль растерялся и от неожиданности замолчал.
Дедушка вздохнул, махнул на него рукой и, взглянув в сторону моря, стал читать свое любимое стихотворение — «Песню о буревестнике». Телемах его тоже, конечно, знал — во втором классе учили, да и от дедушки слышал уже раз сто, но все равно внимательно слушал. Птеродактиль летел следом, всячески пытаясь вернуть расположение дедушки. Кажется, альбатрос искренне считал, что стихотворение о нем. Впрочем, скоро ему надоело слушать, и он улетел недовольный.
— До чего бестолковая птица, — сказал дедушка Лаэрт. — И ленивая к тому же… Самая крупная моя неудача. Специально вывел его по заказу метеорологов, чтобы он за облачностью следил. Так нет, видишь — прохлаждается… Мало того, у него явная склонность к мании величия… Да, Телемах, так что у тебя стряслось?
— Дедушка, ты не мог бы мне жабры пересадить? — серьезно спросил Телемах. — Надоело мне на земле. Хочу немножко побыть человеком-амфибией.
— Не выдумывай, — строго сказал дедушка. — Чем тебе тут плохо? Дельфинов тебе не хватает? Ард, Иния, Сейл — и так они с тобой постоянно балуются вместо того, чтобы мне помогать.
— Я пошутил, — грустно сказал Телемах. — Если честно, мама меня в космос не пускает. Она не хочет, чтобы я стал космонавтом. Что мне делать?..
— Увы, Телемах, ничего нового я тебе не скажу. За свою мечту надо бороться. Ты это и без меня знаешь.
— Знаю, — сказал Телемах. — Бороться и искать, найти и… перепрятать.
— Нет, — возразил дедушка. — Найти и не пожать плодов.
— Наш Ментор то же самое говорит, — заметил Телемах.
Они вышли на аллею, прошли под тенистыми широколиственными деревьями почти к самому ее началу и сели на свою любимую скамейку рядом с бюстом Гагарина. С высокого берега было замечательно видно море, серовато-синее с белыми бурунчиками, чайками и парусами триер и прогулочных яхт. Над морем, у обрыва, возвышалась стела из лилового элевсинского мрамора. На ее вершине был укреплен бронзовый ПС в натуральную величину, устремленный в небо. На светлом голубоватом фоне стела казалась совсем тонкой, высокой и остроконечной и чем-то неуловимым напоминала то ли ракету-носитель «Протон», то ли шпиль Адмиралтейства. У ее подножия горел вечный огонь.
— Дедушка, расскажи что-нибудь. Про космос, — попросил Телемах, прижавшись к дедушкиному плечу.
— Да я тебе, как будто, уже обо всем рассказывал, — задумался дедушка Лаэрт. — Про высадку на остывший белый карлик, про планету Полярных сов, про серую дыру, про межгалактические сияния…
— Расскажи про Ледяную туманность, — предложил Телемах.
— Ну ладно, если не надоело, слушай, — согласился дедушка. — Как-то раз, в 69 году, на подлете к Большому Магелланову облаку…
В это мгновение из вечного огня выпорхнула Афина со счастливой улыбкой на лице.
— Сидите!? — воскликнула она. — И ничего не знаете!
Она так и сияла от радости, ее прямо-таки распирало:
— Зевс по радио выступал! Товарищи, поздравляю вас — война кончилась!..
— Что?! — Телемах вскочил. — Правда?!