Это был такой же день, как и все другие, ничем не лучше и не хуже, когда, как обычно, толкая тележку со щётками да всевозможными склянками, вместе с другими он собрался было уже покинуть тесное нутро очередного корабля, его окликнул и поманил следом незнакомый человек, в форме медицинской службы космопорта.
Повинуясь, он вернулся, потом вместе они поднялись в овальный зал с несколькими рядами кресел, одно из которых было занято. Здесь ему ещё бывать не приходилось.
— Задержись тут, Деринг, — сказал врач, — только не сходи с места и ни к чему не прикасайся, — а сам вышел.
Вяло потекло время ожидания, он послушно переминался с ноги на ногу, незнакомец, сидящий спиной никак не реагировал, может, спал, а может не питал интереса к происходившему сзади.
Наконец, врач вернулся в сопровождении пожилого мужчины в застёгнуто наглухо мундире со стоящим воротником, посеребренными позументами и аксельбантом, капитана корабля. До Деринга ещё успел долететь обрывок фразы:
— …то, что нужно: первоклассное качество, ваш любимый цвет, да и не забудьте — только наличные.
Капитан носил аккуратную бородку с проседью, волосы зачёсывал назад, был он невысокого роста, весь какой-то невзрачный — просто дополнение к мундиру, со впалыми щеками и болезненным цветом кожи, один глаз его отсутствовал, другой же, налитый кровью и слезящийся, цепко уставился на замершего Деринга.
— Эй, как там тебя, что у меня в руке?
Между большим и указательным пальцами блеснула монета.
— Так, хорошо, — взволновано продолжал он, когда Деринг ответил, — А что там изображено? Герб, рисунок какой на ней? Опиши мне его и закрой один глаз, потом другой.
Когда нелепое с точки зрения Дернга действие повторилось дважды, и он подробно рассказал про все линии и завитушки, а капитан остался, по-видимому, доволен результатом, они отошли в коридор и о чём-то посовещались с врачом. Потом тот, спрятав полученный конверт, и подмигнув напоследок Дерингу, удалился, капитан же подошёл к переговорному устройству на стене, и, сняв трубку, быстро заговорил туда.
— Ммм, я могу идти? — помявшись, спросил Деринг, в животе урчало.
— Конечно, голубчик, можешь, только сначала присядь в кресло, — отчего-то взволновано зачастил капитан.
— Не смей, болван! — оживился вдруг сидевший спиной человек и даже попытался выкрутить шею под невообразимым углом, но было уже поздно — выскочившие стальные захваты надёжно обхватили запястья, щиколотки и грудь отчаянно взвизгнувшего Деринга.
Приблизившись, капитан наотмашь ударил закричавшего кулаком в лицо.
— А ты молчи, дерьмо!
— Что касается тебя, — продолжил он, склонившись вплотную к Дерингу, потирая отбитые костяшки, — помни, что я пощадил твою паршивую никчёмную жизнь. Ведь я бы мог доставить на Аркут, куда мы сейчас направляемся, одну лишь только твою замороженную голову, и всех хлопот-то! Но я не убийца, не изувер какой, из-за одного органа не первой важности лишать драгоценной жизни живое существо. А они очень нужны мне твои глаза, понимаешь? Ибо нету у меня достаточно средств на лицензионные имплантаты, а без них я в ближайшем времени — безработный, нищий, калека, которому уготована голодная смерть в обосраной подворотне. Прости… Это всё судьба и космическая болезнь, над которыми мы пока не властны…
Круто развернувшись, он вышел вскоре раздался гул, это в утробе корабля заходили гигантские поршни, завращались маховики и маятники, помещение начало мелко дрожать. Деринг был слишком ошеломлён, подавлен и испуган, чтобы осмыслить происходившее, стальные путы не давали даже сжаться в спасительный комочек.
— Да, нелёгкая занесла тебя на «ликвидатор», — сплёвывая кровь, вновь подал хриплый голос первый узник. — Но поскольку мы теперь, что-то вроде товарищей по несчастью, разреши представиться — Мик, — и он вновь сплюнул.
Деринг промолчал, его охватывало чувство глубокой безнадёжности, страха и одиночества. Он чётко ощущал собственную беспомощность, один-одинёшенек во всём мире, песчинка, заброшенная невесть куда, точка в зубастой мгле.