Капиталисты скоро поняли, что такие заводы непригодны. Но как приватизировать экономику, состоящую из таких заводов? Все знают, что при капитализме их надо закрыть. Если они все же работают, то, передав их кому-нибудь в собственность, этого человека превращают в монополиста. Но из отдельных монопольных производителей не получается рыночная экономика, потому что у них нет конкурентов. Что еще хуже, теперь СССР превратился в пятнадцать разных стран, и каждая из них производит слишком много того, что она производит, но недостаточно того, что производят остальные четырнадцать, и у них нет возможности торговать друг с другом. Физические проблемы СССР, воплощенные в бетон и металл, делают построение рыночной экономики очень трудным.
Председатель Мао учился своей экономике иначе — главным образом во время Второй, мировой войны, когда он сражался с японской армией. Он заметил, что если в Китае нет ничего жизненно важного, что можно было бы разрушить или завоевать, то завоевать его вообще нельзя, потому что это слишком большая страна. Японцы могли бы поставить по одному солдату в каждую китайскую деревню, и все же в половине китайских деревень не было бы японских солдат. Этот военный опыт привел к тому, что Мао подчеркивал местную самодостаточность. Каждая область производила все — часы, велосипеды, еду. Частью этой стратегии стали дворовые сталеплавильные печи. Отсюда возникло большое расточительство; его можно даже сопоставить с потерями эффективности от сталинской гигантомании, но оно привело к экономике мелких предприятий, которую сравнительно легко приватизировать.
Хотя быть бедным — небольшое преимущество, но по этой причине Китай психологически готов был допустить, что он не первая страна в мире и что ему приходится подражать другим, чтобы их догнать. Значительная часть Восточной Европы психологически отказывалась допустить, что она может чему-то научиться у «первого мира» по части менеджмента и техники.
Конечно, есть причины для неуверенности. Каким образом Китай сумеет продвинуть свой бум на запад, вглубь страны, и как он сумеет создать благополучие в деревне? Хотя Дэн Сяопин еще жив, он, очевидно, вышел из круга деятелей, принимающих решения, и соотношение сил меняется — по-видимому, не нарушая экономического роста. В начале 90-х гг. темпы экономического роста в Китае были высокими, тогда как в большей части промышленно развитых стран происходил спад или замедление темпов экономического роста. Это создало для Китая блестящее положение на мировой экономической сцене, причем преувеличивались и его достижения, и важность этих достижений. Ло покупательной способности китайской валюты Китай составляет в точности 1% мирового ВВП. Рост Китая замедлится, а рост в остальном мире уже ускорился и будет дальше ускоряться; японский спад, который кажется бесконечным, прекратится; но Китай останется крупнейшим явлением в перестройке экономической поверхности Земли. Те, кто изучает обычные землетрясения, направляются в Китай: там бывает больше землетрясений, чем в любом другом месте Земли. Тем, кто интересуется экономическими землетрясениями, можно дать тот же совет.
Как заметил однажды лорд Кейнс, «практики, считающие себя свободными от всякого интеллектуального влияния, обычно находятся в рабстве у какого-нибудь покойного экономиста» (28). Для третьего мира таким рабовладельцем был Рауль Пре-биш, возглавлявший в 50-х гг. Экономическую комиссию по Латинской Америке. Он доказывал, что путь к развитию ведет через замену импорта внутренним производством и квазисоциализм. Назначьте высокие пошлины и квоты на импорт из развитых стран, устройте финансируемые правительством корпорации для замены того, что прежде импортировалось, замените все эти вещи местной продукцией на уже существующем рынке — и тогда вы можете расти.
Это была правдоподобная теория, и она была принята почти везде в третьем мире. Быстрому принятию этой теории не помешал тот факт, что импорт собирались отрезать у старых колониальных господ. Не приняли во внимание то, что революционный коммунизм в 50-е гг., по-видимому, развивался быстрее капитализма. К сожалению, квазисоциалистические замены импорта не действовали нигде, где их пытались применить. Квази-частно-общественные фирмы попросту жили под защитой высоких квот и пошлин, пользовались правительственными субсидиями и зарабатывали массу денег; им жилось хорошо, и они никогда не беспокоились, что не достигают эффективности развитого мира.
В 70-е и 80-е гг. было четыре развивающиеся страны, отбросившие такую стратегию и начавшие ориентироваться на экспорт. За исключением Гонконга, их фирмы были защищены на своих домашних рынках, где пошлины, квоты и административные меры сдерживали конкурирующие продукты первого мира, но эта защита предоставлялась лишь в том случае, если эти фирмы в то же время экспортировали свои изделия, не уступая в эффективности развитому миру. Полагали, что эти фирмы, вынужденные стать эффективными, чтобы выжить намировых рынках, в конечном счете применят те же методы и в своей внутренней деятельности. Это предположение подтвердилось. Теперь эти четыре прежде бедных страны имеют ВВП на душу населения, по существу исключающий их из третьего мира: в Гонконге в 1993г. 18000-20000 долларов на душу населения; в Сингапуре в 1993 г. 16 000-17 000 долларов на душу населения; на Тайване в 1993 г. 10 000-11 000 долларов на душу населения и в Южной Корее в 1993 г. 8 000-9 000 долларов на душу населения (29).
Важно осознать, что успех этих малых стран в Азиатско-Ти-хоокеанском регионе, вместе с крахом коммунизма и социализма, произвел интеллектуальную революцию в третьем мире. Например, Североамериканская зона свободной торговли (НАФТА, North American Free Trade Agreement) без этой революции была бы невозможна. В течение десятилетий Мексика старалась экономически изолироваться от США. Были установлены строгие лимиты на использование американских менеджеров и американского капитала. Сейчас мексиканцы хотят участвовать в мировой игре. И так поступают теперь в третьем мире все остальные.
Некоторые страны (Индонезия, Малайзия) отбрасывают свои прежние идеологии быстрее других (Индия, Египет), но все отбрасывают свою веру в замену импорта и квазисоциализм. Все хотят ориентироваться на экспорт. Вместо шестидесяти пяти миллионов людей в четырех странах, играющих в экспортную игру, будет три миллиарда людей во всем третьем мире, стремящихся играть в экспортную игру. Какова бы ни была степень конкуренции со стороны стран третьего мира с низкой оплатой труда в конце двадцатого столетия, по мере движения к двадцать первому веку все уровни интенсивности поднимаются. Некоторые из стран с низким уровнем заработков, участвующих в конкуренции, сосредоточиваются на высококвалифицированном труде. Фирма «Тексас Инструменте» проектирует свои самые сложные компьютерные микросхемы в Индии. Фирма «Моторола» имеет центры проектирования оборудования в Индии и в Китае (30).
Экономическая география всюду находится в движении. Рассмотрим Ближний Восток, исходя из предположения, что там будет мир: это тридцать миллионов низкооплачиваемых рабочих в Египте, техника в Израиле, палестинцы — самые образованные из арабов, богатые потребители и инвесторы в области Персидского залива. Все это случится не сразу, но через десять или двадцать лет в этой части мира может сложиться очень интересная экономика.
В некоторых видах промышленности, например, в туризме, это может произойти намного быстрее. Представьте себе туристский маршрут, начинающийся с древностей Египта, продолжающийся религиозными памятниками Святой земли, затем посещение Петры в Иордании (фантастический римский город на дне каньона), и в заключение лучшие в мире пляжи и погружения с аквалангом в Красное море. Нужно не так уж много мира на Ближнем Востоке, чтобы там стало безопаснее, чем во Флориде, — и миллионы людей переменят свои планы отпусков.