Но затем прошла вторая волна сокращений — волна, явно не связанная со спадом 1991-1992 гг., поскольку она коснулась фирм с высокими и возрастающими доходами, причем уже после окончания спада. Объявленные сокращения в 1993 г. поднялись до 600 000, составив в январе 1994 г. абсолютный месячный рекорд в 104 000, а за весь этот год лишь немного снизились до 516 000 рабочих мест (42). И этот процесс продолжается. В 1995 г. сокращения дойдут до 600 ООО (43). И в то же время корпорации получают теперь наибольшие доходы за период более чем в двадцать пять последних лет (44).
Столь масштабные увольнения создают экономическую загадку— Каким образом эффективно работающие, преуспевающие фирмы объявляют, что они способны обслуживать своих прежних потребителей, и в то же время сокращают в короткий срок свою рабочую силу на 10-30%? (45)
Каким образом фирмы, преуспевавшие в конкурентном рыночном хозяйстве, могли стать настолько неэффективными и обрасти жиром, как на это, по-видимому, указывает приведенная статистика? Происшедшее нельзя объяснить ненормально высоким ростом производительности в таких фирмах, поскольку этот рост был у них не выше, чем в фирмах, не производивших сокращений (46).
Один из возможных ответов состоит в том, что увольнения были не столь велики, как казалось. Некоторые сокращения были попросту сдвигом рабочей силы к внешним поставщикам. Если включить в статистику приращение рабочей силы у поставщиков, то сокращения представляются намного менее драматичными. В какой-то мере сокращения способствовали снижению заработной платы и позволяли избегать социальных столкновений с рабочими-неудачниками, заработки которых только что уже были снижены. Если бы крупные фирмы прямо снизили заработную плату, то готовность рабочей силы стремиться к повышению производительности труда могла бы исчезнуть. Чтобы избежать этого, крупные ФИРМЫ увольняли высокооплачиваемых рабочих., тогда как меньшие фирмы поставщики прибавляли низкооплачиваемые должности к своим платежным ведомостям. Такие сокращения с внешними приращениями рабочей силы позволяли искать пути повышения производительности, снижая реальные заработки более мягким способом, сохраняющим рабочую силу с лучшей мотивацией и более высоким уровням сотрудничества.
Существует другое объяснение, предполагающее внезапный сдвиг в технике (например, современные средства телекоммуникации и новые компьютерные технологии, позволяющие работать с иной структурой рабочей силы, чем прежде). Но это объяснение не согласуется с фактами: технологии, о которых идет речь, появились не вдруг, а постепенно проникали в производство в течение тридцати лет. Трудно поверить, что их влияние оставалось незаметным все это время, чтобы внезапно проявиться в последние годы.
Возможно, фирмы обнаружили, что они могут сократить рабочую силу без потерь для производства, избавившись от традиционной иерархии, продвинув принятие решений на возможно более низкий уровень и развивая бригадные формы организации труда. Имеются свидетельства о таких радикальных реформах, лучшим примером которых были драматические перемены в корпорации Крайслер. Но если это верно, то выходит, что стремление корпораций к эффективности началось как-то «сразу». Конечно, такие перемены могли и должны были происходить уже давно.
Вторая волна сокращений может также рассматриваться как внезапно навязанный новый, более жесткий общественный договор между собственниками и работниками. В прежнем неявном общественном договоре, сложившемся после Второй мировой войны, крупные предприниматели платили, выражаясь языком описавших это явление экономистов, эффективную заработную плату. Заработная плата была выше уровня, необходимого для приобретения рабочей силы нужной квалификации, потому что сверхрыночная оплата побуждала рабочих добровольно сотрудничать со своим предпринимателем, побуждала их усердно трудиться и не переходить к другому предпринимателю, принося ему свои навыки. Но теперь, без политической угрозы социализма или экономической угрозы сильных профсоюзов, эффективная заработная плата, может быть, уже не нужна. В будущем мотивация сотрудничества и усердия может стать иной: это будет уже не эффективная сверхрыночная заработная плата, а страх — страх быть выброшенным в экономику со снижающейся реальной заработной платой.
Какова бы ни была причина сокращений, они разрушили (прежний неявный общественный договор, по которому все получали ежегодные прибавки заработка, а временные циклические увольнения ограничивались «синими воротничками», в то время как «белые воротнички» и менеджеры могли рассчитывать на пожизненную работу, если только их фирмы оставались рентабельными, а их индивидуальная деятельность — удовлетворительной. В нынешнем прекрасном новом мире некоторые рабочие и менеджеры в конечном счете будут всю жизнь иметь работу, но очень немногим рабочим и менеджерам это будет гарантировано на будущее.
Сокращения, начавшись в Соединенных Штатах, распространились на Европу и теперь угрожают Японии. В первые четыре месяца 1994г. 180000 сокращений было объявлено в Германии, экономика которой составляет четверть экономики Соединенных Штатов (47). В 1995 г. крупнейшие фирмы, такие, как «Дойче Банк», объявили сокращение на 20% — что означает уничтожение 10 000 рабочих мест в одной Германии — и в то же время объявили, что они получили в первой половине года 1,75 миллиарда долларов прибыли (48). В целом Германия должна потерять 500 000 рабочих мест в важнейших секторах экономики, таких, как автомобильная промышленность, машиностроение, электротехническая и химическая промышленность (49). Италия потеряла уже 200 000 рабочих мест. Во Франции крупнейший производитель шин объявляет, что в течение трех лет на его главной французской фабрике рабочая сила сокращена наполовину, хотя за это же время там изготовляется шин больше, чем когда-либо раньше (50).
В Соединенных Штатах сокращенные работники приняли на себя главные последствия экономического потрясения. В первую волну сокращений 12% из них совсем ушли с рынка рабочей силы, а 17% все еще оставались безработными два года спустя. Из 71 процента вновь устроившихся на работу заработки снизились: не менее чем на 25% — у 31 процента, менее чем на 25% — у 32 процентов, и только 37 процентов нашли работу без снижения заработков (51). Если сокращенный работник имеет стаж не менее пятнадцати лет, живет в регионе медленного развития и вынужден переменить специальность, то он, как правило, теряет более 50% своего прежнего заработка (52). Люди старше пятидесяти пяти лет попросту выбрасываются с рынка рабочей силы.
Как показало исследование уволенных из компании «RJR Nabisco», 72% их в конце концов нашли работу, но с заработками, составлявшими в среднем лишь 47% прежних (53). В нынешней второй волне сокращений даже те, кто сохранил работу, в ряде случаев обнаружили, что им приходится мириться с большими потерями заработка. Крупнейшая в Бостоне сеть розничной торговли одеждой снизила в 1993 г. заработную плату всем своим служащим на 40%, хотя она и была доходной (54). Компания «Бриджстон/Файерстон Раббер» (Bridgestone/Fire-stone Rubber Company) перенесла длительную забастовку, чтобы вынудить свою рабочую силу согласиться с пониженными ставками и удлиненным рабочим днем, а также связать все будущие повышения заработной платы с ростом производительности труда (55).