– Нет согласия! Чувствуешь, в слове есть два значения: я не согласен или нет согласия между людьми. У людей пропало чувство единения на основе согласия, люди не знают, что это такое и просто подставляют придуманные значения, сами для себя оправдываются. Вот идут диверсанты на свою же Родину, помогать врагу, у которого одна задача, уничтожить здесь все живое. Они что не понимают, что они делают? Вот в том-то и ответ, что не понимают!
– Не понимают? – Андрей озадаченно смотрел на Витю, – ты знаешь мне не приходило это в голову, я всегда считал, что они отстаивают свои убеждения, борются за Родину, пусть по-своему, но за Родину, а ты сейчас сказал, что у них нет, получается Родины, они именно уничтожать её идут, чтобы и памяти не осталось, чтобы забыли о том, что она есть или была? Ты это сказал? Но ведь тогда и не люди они вовсе, а только с виду похожи. Ведь это так страшно, – Андрей смотрел на Витю с испугом.
«Мудро терпение бытия
Есть одно из первооснов видения
Обезличенное видение есть понимание
Но тому кому в уста вложено истина бытие не имеет иного имени как мудрость
Овладевает истиной и она излучает свет на все познаваемые сущности
И тому лишь дано кто её ищет»
Андрей по вечерам дома, сидя у себя один в комнате пытался воспроизвести в словах то, что он услышал, но не звуки или образы, а скорее это были несвязанные отдельные зарисовки единой картины. Он интуитивно видел её, и деталь за деталью постепенно наносил, увиденное, на холст своей книги. Он её ещё не написал, пока он просто зарисовывал словами отдельные фрагменты, которые потом со временем приобретут законченную картину.
После бесед с Витей Андрей заносил свои мысли в большую тетрадь, которая со временем должна была стать основой его будущей книги.
Из тетради Андрея:
«Звучание Баха по вечерам, до суеты ему нет дела, да и мне не больно нужно, чтоб думали и обо мне так же.
Но силы покинули меня в день, когда все смолкло и мне стало довольно скучно, не объяснишь сейчас это, да и надо ли. Я вырос и превозмог себя по духу и мыслям. Так разве так продолжать, когда нет уже свежести в идеях. Все попрала суета, и суета все превозмогла.
Слушая его я, как бы видел расстояние до него. Тянусь и пытаюсь сосредоточиться или, точнее, мысли, слушая, боюсь отпустить, понимая, что мысли только и могут возникнуть, слушая его.
Звучала флейта и картина, написанная кистью, маслом, по холсту, плохо натянутому, но чрезвычайно дорогому. Впервые покрывало холст то масло, которое придаёт этому миру тонкость и хрупкость …, беззащитность. Ведь дуновение ветра можно написать, потому, что можно увидеть или представить. А себя?! Как можно изобразить себя, если даже с трудом представляешь образ, ведь я могу только передать какое-то движение. Не его я изображаю, а себя вижу в этом движение. Это именно то, что искал мой разум, вдохновлённый только общением. И, запыхавшись, бегом от суеты, успеваю подумать о нем, о его звуке – будто услышал флейту на остановке в метро. А разве флейта не будет звучать, когда звук колёс – уже музыка холста и, разговор с маслом обретает образ его звучания – когда я его слушаю!
Поспешные выводы скорее напоминают заупокойный марш с триумфом и фанфарами, обращёнными ко мне лицами вполоборота. Приподняв руку и туман вот-вот поднимется откуда-то сверху. Он уходит вперёд по коридору, как по улице. Там вечер и там ещё не рассветало».
«Ожидание и надежда на избавление
Не есть ли это путь добродетели
Благородство несёт в себе истину
Суть которой в рождении благородного
Путь силы идёт от духа
Он направляет на подвиг»
Так как Поля дружила с Витей, то в команде её считали своим человеком. После игры или тренировки она могла часами сидеть с мальчишками на стадионе, в парке или всей толпой шли в мороженицу. Болтали о всяком, смеялись, обсуждали игру. С этого года, посчитав её достаточно взрослой и ответственной девочкой, папа разрешил Поле самостоятельно везде ходить и ездить без постоянного контроля, полагаясь на её «благоразумие», как он выразился. Но папа был крайне недоволен, что Поля дружна с ребятами из футбольной команды.
– Ты не понимаешь Поля, – горячо говорил папа, расхаживая по кабинету, – это же уличные мальчишки, шпана! – вот они кто, просто уличная шпана, и ты с ними. Ну, хорошо Виктора я знаю, а остальные? Что от них можно ждать? Что у них на уме?
– Папа у нас в районе я с ними в большей безопасности, чем с твоим охранником, – отрезала Поля.
– У тебя, что нет более интересной компании, чем дворовое хулиганье?