— Александр Яковлевич, — прервал риторику князя Ламсдорф, — я был бы не прочь обсудить этот вопрос тет-а-тет! Сейчас не время обсуждать сие…
— Хорошо, Владимир Николаевич, почему бы и не обсудить? — усмехнулся Агренев.
— И мне потом доложите, что вы там напридумывали, — дал команду Император, сидевший во главе обширного стола, — Оба! А сейчас возвращаемся к Финляндии.
Несколько секунд над столом висела тишина, а потом Александр продолжил.
— Если мне будет позволено продолжить, то хотел бы ответить Министру финансов.
— Давай, не тяни, — бросил Николай Николаевич младший.
— К сожалению, мы в который раз попадаем в ситуацию, когда нам хочется одного, а она требует позаботиться об ином. Иначе мы просто упустим момент. Сейчас нужен ответ за гибель члена семьи Романовых и министра внутренних дел. Отложить мы его не можем. И заодно можно решить некоторые собственные проблемы. Мы можем только как следует обосновать наши ходы для тех в Империи и в Европе, кто готов услышать это обоснование. Для других оно необязательно. Все равно они выльют на нас ушат помоев. Им нужен просто повод. А повод будет при любом изменении границы. Поэтому не нужно себя ограничивать опасениями того, что скажут про это на западе. Ничего хорошего мы от них все равно не услышим. А потому мы должны делать дело так, как нам нужно. Мы — Держава. Финляндия — наш задний двор. А дальше вы знаете… Нам бы, конечно, хотелось, чтоб финское общество почувствовало свою вину за это гнусное убийство и тихо покорилось нашему решению. Но лютеранская мораль финнов ни к чему подобному не располагает. Нам могла бы в какой-то мере помочь пресса. К сожалению, я хоть и имею влияние на некоторую часть прессы…
В этот момент сразу трое из присутствующих ехидно хмыкнули.
… На финнов у меня средств воздействия нет. Поэтому придется делать, как сможем, придется резать по-живому. Количество отрезанного собравшиеся определят сами. А Государю придется решать, насколько мы тут все правы или не правы. С реализацией китайской контрибуции придется решать уже потом по ходу дела. Кстати, если волна в Европе поднимется сильная, то Аланды можно будет занять флотом и начать там строительство необходимых сооружений просто по факту для охраны рубежей Империи, ни на кого более не оглядываясь.
— Александэр, — задал вопрос Император, — а что ты предлагаешь по успокоению населения Княжества, после того, как мы проведем перекройку границ?
— Честно говоря, Ваше Императорское Величество, у меня недостает компетенции в подобных вопросах. Я просто не знаю тамошнюю обстановку в подробностях, ибо никогда ей не интересовался. А говорить какие-то общие слова не вижу смысла. В этом вопросе тут есть люди, которые смыслят намного больше, чем я.
— Ладно. Тогда слово Николаю Николаевичу, — Михаил II обратил свой взор на Великого князя.
Совещание закончилось поручением Императора всем соответствующим ведомствам проработать два варианта действий. То есть по перенесению границы на Карельском перешейке на север на 50–60 верст и по варианту, озвученному Агреневым, который поддержали еще пятеро собравшихся. А после совещания Михаил, уходя, поманил Александра за собой.
Продолжили они разговор с Императором уже в его кабинете. Но про Финляндию говорили недолго. Очень скоро разговор свернул на иные темы. И причины тому были. Насколько весна благоприятствовала будущему урожаю, настолько же лето оказывалось для страны поганым. На всем Поволжье от Нижнего Новгорода до Астрахани и на всем Придонье стояла жара без единого дождичка. Если в ближайшую неделю-полторы не пройдут дожди, то весь этот здоровенный регион может остаться без урожая. Поэтому Министр земледелия и госимуществ Ермолов уже получил задание подумать о мерах по борьбе с очередным вероятным голодом в данных губерниях. Об этом Михаил в общих чертах поведал князю. Агренев про ситуацию с засухой на части территории Империи уже знал и подкинул идею поставить заградительные пошлины на вывоз жмыхов и отрубей, которые ежегодно скупались в России иностранными компаниями. Тут ведь как… Крестьянин даже в самые тяжёлые годы старается сохранить свою скотину, кормя ее в том числе и тем, что отрывает от себя. Но если припасов мало, то скотина все равно до весны не доживает. Но то, чем могла кормиться крестьянская семья, скотина уже съела зимой. Иностранцы же подчистую скупают и вывозят у нас жмыхи и отруби для развития собственного животноводства. А Россия остается ни с чем. Если запретить вывоз этих кормов, то крестьянину всяко проще будет. Наверное. Не каждому, но все-таки… И еще князь предложил подумать над ограничением вывоза ячменя и овса в этом году, дабы потом можно было заняться квотированием экспорта. А продажа квот — это всегда деньги в казну. Небольшие, но с учетом вероятного неурожая тоже не лишние. Ну и, естественно, не взымать налоги с пострадавших районов. Но это и без него все прекрасно понимают.