— Я вижу, ты все-таки добрался.
Тион был одет как обычный юноша-таргианец. Не более того — его одежда была до неприличия коротка и практически расстегнута спереди, а башмаки из мягкой кожи едва закрывали лодыжки. Зато рапира на поясе едва не цеплялась за булыжную мостовую. На прекрасном лице застыла вполне традиционная таргианская презрительная ухмылка.
Дош, дрожа, привалился в дверному косяку. Улица плыла перед глазами, мокрая одежда липла к коже.
— Где Д'вард?
— В настоящий момент он предстает перед судом. Его обвиняют в святотатстве по отношению к нашим возлюбленным богам.
— И что будет дальше?
— Ну, он не слишком помогает следствию. Пожалуй, у него один шанс против десяти миллионов, что его оправдают. — Тион самодовольно ухмыльнулся.
— А потом?
В переулке клубился туман. Юноша придвинулся ближе, но не сделался от этого более материальным. Он уперся локтем в каменную стену и улыбнулся Дошу.
— При желании суд может приговорить тебя к смерти даже за то, что ты пукнул в общественном месте. Они вышибут ему мозги в храме, прямо перед статуей Зэца.
— Эй, парень! — Перед Тионом остановился дородный таргианец.
Тион чуть приподнял бровь.
— Воин? Могу я услужить тебе чем-нибудь? — Он не пошевелился, оставшись стоять все в той же раскованной позе.
— А ну застегнись! Непристойно выставлять себя вот так!
— О боги! — вздохнул Тион. — Только и всего? Ступай-ка ты Домой и выпотроши себя, воин.
Таргианец по-военному лихо отдал честь.
— Будет немедленно исполнено, воин! — Он повернулся и поспешил туда, откуда пришел.
Тион пожал плечами:
— Ну, милый Дош, на чем мы остановились?
— Д'вард пришел сюда, чтобы убить Зэца!
— Совершенно верно. И Зэц умрет. Он сам этого еще не знает, но умрет. Скорее всего. Он сделался серьезной помехой. Проблема только в том, что Д'вард тоже умрет.
— Нет!
— Боюсь, что да, Дош. Какая неприятность! Такой славный паренек! Но для Пентатеона слишком опасно оставлять его в живых. Он слишком хорошо показал себя в Игре! Право же, за каких-то два месяца он сумел перехитрить самого Зэца, а уж он-то игрок не нам чета. Кто знает, за кого он возьмется потом? Нет, Д'вард должен умереть, мой милый!
— Нет!
Чародей как будто заинтересовался.
— Нет? Я честно обещал, что не буду пытаться спасти его. Не могу же я нарушить свое слово, а, Дош?
Дош пожал плечами. Довериться Тиону было бы безумием. Он порочен. Он вообще не знает, что такое честная игра.
— Ты можешь его спасти?
— Скорее всего нет. Это слишком трудно. Но если бы я попробовал… Во что это тебе обойдется, милый Дош?
— Что угодно! Что тебе нужно? Мою душу? Мое тело?
— Это я решу позже, — сказал Тион. — Как насчет твоей жизни?
— Да!
— Боги! Страшная это штука, любовь. — Чародей протянул тонкую руку.
Дош принял ее, и Тион поднес свою к его губам.
— Ну что ж, посмотрим, что можно сделать. Это наверняка нелегко. Я сказал ведь только, что попробую. А теперь почему бы тебе не побежать в храм и не найти себе место получше, чтобы наблюдать за происходящим? Лучше всего вплотную к алтарю со стороны Зэца. Толпа уже начинает собираться, так что тебе надо поспешить.
— А ты сам тоже идешь? — подозрительно спросил Дош.
— Нет. Мне пока не стоит подходить слишком близко. Но я надеюсь увидеть тебя там, любовь моя. — Озабоченное выражение на лице… — Доверься мне, Дош! Я ведь еще не обманывал тебя. Во всяком случае, последнее время. А теперь валяй беги!
История повторяется… Разве не по этой узкой улице-ущелью шел он четыре года назад? Тогда он тоже шел следом за Д'вардом. Толпа, помнится, была погуще, но и сегодня людей — море, а воздух, казалось, потрескивает от возбуждения… Знают ли они про Освободителя, или каждая публичная казнь влечет их к себе словно стервятников? Вот обитель Урсулы с синей лентой над калиткой, ничуть не изменившаяся с тех пор. Столько воды утекло за эти четыре года… Сюда Д'вард приводил Исиан. Ох, Исиан, кошка маленькая, это ведь твоя смерть разбудила его!
Толпа делалась все плотнее, но женщин в ней по-прежнему почти не было видно. «Ну, толкайте меня, думаете, меня это волнует? Валяйте вытаскивайте свои мечи, мне уже все равно». Это туман клубится, или бедняга Дош теряет сознание? Люди с отвращением отшатываются от него, такой он мокрый. Большая площадь, люди снуют по ней, как потревоженные жуки. Массивные колонны храма, их верхушки почти скрываются в тумане, — огромная гранитная клетка, самое уродливое здание в мире.
Холодно, ох как холодно! Бедный Дош. Осталось ли в мире хоть немного тепла? Было ли ему тепло хоть раз с тех пор, как он выбрался из постели Аморгуш? Ступеньки… Проход между огромными гранитными плитами…
Весь храм уже забит народом и гудит от возбужденного шепота… Карзон…
Зэц…
Муж, ростом выше дерева, из позеленевшей от времени меди. Лицо с пышной бородой и крючковатым носом. Потрясающе похоже. Молот прижат обеими руками к мускулистой груди, складки одежды, с таким мастерством изваянные великим К'симбром Скульптором, ниспадают от пояса к земле, чтобы принять на себя часть веса; одна нога выдвинута вперед. Великолепная работа.
Поворачивай же, черт тебя побери, поворачивай! Посмотри на другой конец огромного прямоугольника. Колосс такого же роста, из почерневшего серебра, закутанный в хламиду с капюшоном, держит в одной руке мраморный череп… Чуть ссутуленный, голова наклонена, обратившись к алтарю. Воплощенное зло.
Дрожь, стук зубов, но надо пройти это до конца, надо дождаться Тиона. Рокот барабанов, толпа сходит с ума, что-то сейчас объявят. Люди не любят, когда к ним прижимаются мокрым телом, отойдите, пропустите меня, здесь все равно нет места, чтобы вытащить меч, к черту все взгляды, не обращай на них внимания, пусть себе грозят, пусть дерутся локтями. Ближе, еще ближе.
Алтарь — наковальня, поднятая на подиум. Он черный или покрыт засохшей кровью? Ближе к ступенькам, там свободнее, толпа не хочет, чтобы ее толкали на ступеньки, ближе к этому жуткому богу. Ну же, смотри! Смотри в лицо Смерти.