Он протянул руки:
— Давай, я возьму это у тебя.
— Нет! — Она отодвинула статуэтку.
— Тогда поставь на помост, только осторожнее!
— Нет! Я желаю отдать это лично богу. Я желаю видеть Кен'та во плоти!
— Твои амбиции граничат с богохульством, дочь моя!
Его тон раздражал ее. Он был ненамного ее старше.
— Скажи богу, что…
— Дай сюда, пока не уронила! — Он снова потянулся к статуэтке.
Она снова отпрянула. Понимая, что больше не сможет уворачиваться от него, она повернулась и швырнула статуэтку к ногам идола. Звон эхом отозвался от каменных стен; сверкающие осколки запрыгали по полу. Жрец вскрикнул от ужаса.
— Вот! — крикнула Элиэль. — Я передала свой дар богу! Теперь дай ему выслушать мою просьбу!
Жрец попятился, с опаской глядя себе под ноги.
— Ты сошла с ума, женщина! — Его голос звучал уже не так уверенно. — Ты совершила святотатство и богохульство! Изыди, пока святой Кен'т не раздавил тебя в своем божественном гневе!
— Я хочу Кен'та! — крикнула она. — Мои слова только для его ушей!
— Убирайся! Говорю тебе, ты сошла с ума! Надейся лишь, что он не проклял тебя, иначе ни один мужчина не совершит больше с тобой священного таинства!
— Он мой отец!
Молодой жрец презрительно поджал губы.
— Значит, ты одна из этих? Тогда будь благодарна могучему Кен'ту за то, что он подарил тебе жизнь, и не тревожь его больше понапрасну. — Обойдя зал вдоль стены, подальше от блестящих осколков, он схватил ее за руку так крепко, что она вскрикнула.
— Я должна оказать ему особую услугу!
— Изыди, безумная! — Он потащил ее к двери.
Она извивалась и царапалась. Он схватил ее за вторую руку и без труда потащил к двери.
Все вышло совсем не так, как она рассчитывала. Она вышвырнула на ветер все свои сбережения и не получила взамен ничего. Ей не дадут отомстить.
— Я хочу рассказать ему про Освободителя!
— Я не сомневаюсь, что хочешь! И несомненно, у тебя наготове еще несколько пророчеств, о которых ему тоже известно. Помолись ему в тиши своей спальни, и он услышит. — Они были уже у двери. — Ступай вон! И не шатайся по этим улицам, ибо близость бога делает местных жителей дерзкими. Это не место для одиноких женщин.
С этими словами жрец вышвырнул ее из храма. Дверь за ее спиной хлопнула, и Элиэль растянулась ничком на ковре.
10
На ковре? Не на тканом ковре, а на мягкой шкуре альпаки. Она подняла голову и уставилась в весело потрескивающий в камине огонь. Она могла поклясться, что жрец вышвырнул ее на улицу, на ступени. Его слова подтверждали это. Слева от нее была кожаная кушетка… Справа — другая. Она находилась в комнате, в большой и уютной комнате.
Она испуганно застонала и приподнялась на руках. Еще в детстве она пела в королевском дворце, и потом она давала частные концерты, так что хорошо знала, как живут богатые. Однако до сих пор ей не приходилось видеть ничего, что могло бы сравниться с этим: полы из полированного дерева, застеленные мягкими шкурами, стены, уставленные книжными полками, увешанные луками, копьями и охотничьими трофеями. Крепкая, массивная мебель, обитая потемневшей от времени кожей, подобрана со вкусом. Пахло пчелиным воском, кожей и древесным дымом. Зачарованная, она поднялась на колени. Это было логово богатого, очень богатого мужчины — уютное, дружелюбное и привлекательное.
Она оглянулась в поисках двери, но увидела только темно-коричневые бархатные шторы от пола до потолка, за которыми могли скрываться и окна. В любом случае до них слишком далеко, чтобы объяснить, как она оказалась здесь. В любом случае она находилась не в той маленькой комнатке, которую видела из зала. На полке над камином стояли два золотых канделябра, золотая ваза с букетом осенних цветов… и резная хрустальная статуэтка танцовщицы. Она вскочила на ноги, не отводя от статуэтки взгляда. Та стояла чуть выше ее глаз, и в переливающемся свете канделябров казалось, что она действительно летит. Двух таких одинаковых быть не может, а она только что разбила…
— Спасибо. Она очень красива. — Голос исходил откуда-то из-за ее спины.
Только что там никого не было. Она знала, чей это голос, она знала, кто мог воссоздать танцовщицу. Ее мольба не осталась без ответа. Она обернулась, одновременно падая на колени, уткнувшись лицом в ковер, не осмеливаясь смотреть на бога без его разрешения. Сердце колотилось как безумное.
Из всех богов Муж был самым противоречивым. Творец и разрушитель, которого полагалось бояться, которым полагалось восторгаться. Как Д'мит'рий он воздвигал города, как Крак'т разрушал их. Как Падлопан он был богом болезни, как Гарвард — богом силы. Он был богом земледелия и богом войны. Как Зэц он был Смертью, как Кен'т отвечал за новую жизнь в утробе. Как Карзон он был всеми ими сразу.
Пиол Поэт много раз вставлял Мужа в свои пьесы, но как Кен'та — ни разу, хотя о Любовнике рассказывало множество красивых легенд. По большей части они являлись вариациями одной и той же трагической истории Исматон, смертной, которая зачахла и в конце концов покончила с собой, не в силах жить без его любви. Труппа Тронга никогда не ставила пьес с Кен'том среди действующих лиц.
— Замечательно красивый экземпляр, — проговорил бог; его голос уже звучал ближе. — Он дорого обошелся тебе, значит, то, что тревожит тебя, действительно серьезно. — Он хихикнул. — Тебе там удобно?
Чего она не ожидала от бога — так это хихиканья.
— Э… да, Боже. — Она чуть приподняла голову и увидела две босые ноги. Сильная рука протянулась и подняла ее. Она все опускала лицо, пока палец не приподнял ей подбородок, и она встретила его улыбку.
Раньше, пока она жила с труппой, она видела Карзона в разных его ипостасях в исполнении многих актеров — Дольма, самого Тронга, Гольфрена, мужчин из других трупп. Его всегда изображали бородатым, часто в доспехах и по возможности очень крупным. Кен'т вовсе не походил на того, каким она его себе представляла. Во-первых, он был моложе и не таким большим, хотя его руки и плечи казались достаточно мощными. У него были курчавые волосы и усы в ниолийском стиле. Он был одет в безрукавку и штаны до колен — разумеется, зеленые. По крайней мере с цветом не напутали. И все же в нем не было ни намека на божественное величие. И оглушительной, всеподавляющей сексуальности в нем она тоже не видела. Это был коренастый, жизнерадостный молодой мужчина, по-своему привлекательный, слегка надушенный мускусом и лавандой. Он ободряюще улыбался ей. Глаза его… разве вот глаза…