— Не врите себе! Вы просто не можете понять этих людей, потому что вы — кастрат!
— Что?!
— Вам же не нужны женщины! Вы заменяете их своими таблетками! Разве не так?
— Какого черта?! Все, с меня хватит!
— Вы ведь такой же, как они все! Идейный импотент! Смейтесь, смейтесь! Вы знаете, что я говорю правду!
— Тебе нужно, чтобы я…
— Вы… Что?! Отпустите…
— Ты хочешь, чтобы…
— Отпусти! Тут везде наблюдение… Я… Не смей!
— Эллен! — рокочет в глубине сада вельветовый баритон. — Дорогая, где вы?
— Мы на пляже! — Она не сразу успевает стряхнуть со своего голоса хрипотцу, и ей приходится через миг переговаривать все заново. — Мы тут, Эрих, на пляже!
Госпожа Шрейер оправляет смятое кофейное платье и за секунду до того, как ее муж появляется из зарослей, успевает дать мне пощечину — злую, настоящую.
Теперь я ее заложник; чего мне ждать от этой суки? Отчего она так вдруг на меня взъярилась? Что вообще только что между нами произошло? Я так и не увидел ее глаз, хотя шляпа лежит, сброшенная, на песке. Медовые волосы на плече…
— А… Вот вы где!
Он выглядит именно так, как на экранах, в новостях: совершенно. Со времен римских патрициев такое благородство черт возвращалось на грешную землю только единожды — в Голливуд пятидесятых годов двадцатого века, чтобы потом снова исчезнуть на долгие столетия. И вот — новое пришествие. И последнее, потому что Эрих Шрейер не умрет никогда.
— Эллен… Ты даже не предложила нашему гостю коктейли?
Я смотрю мимо нее — на песок: вокруг шезлонгов он вспахан, как арена боя быков.
— Господин сенатор… — Я склоняю голову.
В его зеленых глазах — спокойная доброжелательность уберменша и сдержанное энтомологическое любопытство. Похоже, господин Шрейер не обратил внимания ни на отброшенную шляпу, ни на следы на песке. Наверное, он вообще редко глядит себе под ноги.
— Не надо этого… Обращайтесь ко мне по имени. Вы же у меня дома, а дома я — просто Эрих.
Теперь я киваю молча, не называя его никак.
— В конце концов сенатор — это ведь просто одна из ролей, которые я играю, так? И не самая важная. Приходя домой, я выбираюсь из нее, как из делового костюма, и вешаю в прихожей. Мы все просто играем свои роли, и всем нам наши костюмы подчас натирают…
— Простите, — не выдерживаю я. — Никак не могу вылезти из своего. Боюсь, это моя шкура.
— Не бойтесь. Шкуру можно спустить. — Шрейер дружески подмигивает, подбирая брошенную шляпу. — Вы успели осмотреться в моих владениях?
— Нет… Мы тут разговорились с вашей супругой…
Госпожа Шрейер не смотрит на меня. Похоже, она еще не определилась, казнить ей меня или миловать.
— Ничем более ценным я и не владею, — смеется он, передавая ей полосатую шляпу. — Коктейли, Эллен. Мне — «За горизонт», а… вам?
— Текилу, — говорю я. — Нужно освежиться.
— О! Вечный напиток… Текилу, Эллен. Она изображает покорный поклон.
Конечно, это знак особого внимания, как и то, что Шрейер попросил свою жену встретить меня. Внимания, которого я не заслужил — и не уверен, что смогу заслужить.
Я вообще противник жизни в кредит. Приобретаешь нечто, что тебе принадлежать не должно, а расплачиваешься тем, что больше не принадлежишь сам себе. Идиотская концепция.
— О чем задумались?
— Пытаюсь понять, зачем вы меня вызвали.
— Вызвал! Послушай, Эллен, а? Я вас пригласил. Пригласил познакомиться.
— Зачем?
— Из любопытства. Мне интересны такие люди, как вы.
— Таких людей, как я, сто двадцать миллиардов в одной Европе. Вы принимаете по одному в день? Я понимаю, что вы не ограничены во времени, и все же…
— Кажется, вы нервничаете. Устали? Слишком долго к нам добирались?
Это он про лифты говорит. Знает про некоторые мои особенности. Наверное, читал мой личный файл. Тратил время.
— Сейчас пройдет. — Я опрокидываю дабл-шот текилы.
Кислый желтый огонь, расплавленный янтарь, наждаком по глотке. Чудесно. Вкус странный. Не похоже на синтетику. Не похоже вообще ни на что из известного мне, и это настораживает. Я-то считал себя знатоком.
— Что это? «Ла Тортуга»? — пытаюсь угадать я.
— Нет, что вы! — Он ухмыляется.
Протягивает мне кусок лимона. Любезничает. Я качаю головой. Для тех, кто не любит огонь и наждак, есть коктейль «За горизонт» и прочие сласти.
— Вы читали мой личный файл? — Трещины на моих губах жжет спиртом. Я облизываю их, чтобы щипало подольше. — Польщен.
— Положение обязывает, — разводит руками Шрейер. — Вы же знаете, Бессмертные находятся под моей опекой.