Выбрать главу

В этом я уверен!

Думаю также, что хомутовские мужики перестанут, наконец, со злобной завистью глядеть на рыжие залатанные сапоги горожан, и внуки мои не испытают никогда желания провалиться сквозь землю от неловкости и какого-то стыда. Бабы перестанут носить молоко за 10–15 верст в наш городок, а будут сдавать в какой-нибудь «молочный союз», будут получать нечто вроде месячного жалованья, будут членами союза со всеми преимуществами, вытекающими из этого. И главное — будут оставлять молоко и для своих ребятишек, — не все отдадут в «союз».

Думаю — соха и деревенская борона наконец успокоятся в «музее местного края». Ребятишки не будут мчаться, сломя голову на другой конец села, чтобы увидеть трактор, а будут, прислушавшись к гулу мотора, безошибочно определять: «Это № 3 в Долинский клин пошел пар метать». По шоссейной дороге, между золотых хлебов, будут мелькать автомобили с парнями и девушками, едущими на работы. Сорванные крылом машины колосья ударят в лицо зерном тяжелым, как свинец. Спины парней и девушек будут прямы и стройны, не изуродованы непосильным трудом, руки красивы. Песни будут какие-то новые.

Но одного не будет — и поэтому так ленива моя мечта, — не будет в живых ни одного из тех, кто мечтал, так много страдал и работал для всего, что будет через сто лет.

Ив. Касаткин

«Отвечаю из глуши…»

Ив. Касаткин (шарж)

Отвечаю из глуши, хотя и недалекой от Москвы, но мало в чем уступающей каким-нибудь Тетюшам. Здесь улицы заростают бурьяном и крапивой, всюду лишь повалившиеся заборы, и неторопливый житель у калитки будет тебе часами рассказывать о том, как в прошлом году соседская собака придушила его гусенка. Словом, здесь знаменитая «вековая тишина». Эту заколдованную тишину ревниво охраняет прежде всего состояние грунтовых дорог. Но уже потревожена матерая одичалость и косность. Обыватель из-за поваленного плетня, задравши голову, ежедневно утром и вечером наблюдает гулкую стальную птицу — на запад и обратно. И невольно по ней угадываешь, что высокая индустрия, наука и всеобщий культурный подъем через сто лет совершенно свернут шею «вековой тишине» с бурьяном и крапивой, с бесконечной беседой у калитки о том как и чем можно сводить мозоли.

Очень жаль, что не придется увидеть нам, ныне живущим, СССР через 100 лет. Но мне, сидящему сейчас в этой глуши, уже не зазорно мечтать о том, что авось еще на своем веку я буду летать отсюда в Москву на собственной авиэтке…

Н. Асеев

Что будет?

Н. Асеев (шарж)
В самом деле: что будет. Межзвездные рейсы? Крылатые люди? Искусственный климат? Живительный газ? Машины веселья? И сны на заказ? Вот повод для лирика сирого. Привстать на носки и пофантазировать! За точность ответа я не боюсь! И верю, что этой достаточно даты, Чтоб шар земной превратился в союз Советских Социалистических Штатов. И вот, оглянувшись оттуда назад, и в нынешнем прошлом, заметное виделя,[2] мечтаю о том, что увидят глаза тогдашнего беспристрастного жителя?! Вопервых, конечно, радиовышки они — как для нас — шалаши допотопные. На радиовышках — радиовспышки: Бриан, Чемберлен и тому подобное. Затем, взглядясь попристальней, увидит трубы, кровли морских портов и пристаней изломанные профили. И, наконец, под крышами, людскою черной лавищей, найдет скользящих лыжами, шагающих и плавающих. А вдруг найдет меня еще и врущего, и путающего, и грубо изменяющего чудесный облик будущего. Вот почему безмерно строг, за век вперед не лазая, я прекращаю этих строк возможную фантазию. И говорю себе: держись, крепись, несчастный лирик, ведь все равно настанет жизнь, фантазий всяких шире. Пусть будут в воздухе дома летать, спускаясь плавно,— жизнь выдумает их сама, а жить и нынче славно. А жить не плохо и теперь. Лишь длились жизни б звенья, лишь ощущались бы в тебе столетий измененья.
вернуться

2

В журнале так, но, вероятно — «выделя».

(Примечание СП.)