Упадок США заставляет считаться с ситуацией между Востоком и Западом, между глобальным Севером и глобальным Югом. Оно также заставляет считаться со старыми североатлантическими державами с их долгой историей колониализма поселенцев, исламофобии, добычи ресурсов и расового разделения.
Угасание гегемонии США бросает вызов всем американцам, но особенно элитам, которые правильно воспринимают национальную потерю как прогнозируемую потерю своих собственных социальных преимуществ. Упадок может и должен быть демократизирующим. По этой причине упадок вызвал панику белых и элиты. Делинизм слишком часто служил санированным прокси-языком для обиженных групп (белых, WASP, американцев - взаимозаменяемость как раз в этом и заключается), которые переводили свое чувство потери на язык национальных сумерек. Как можно изменить, оспорить или перевернуть этот нарратив о предательстве великой нации?
Поскольку это книга об истории культуры, ответ кроется в том, как американцы воспринимают и передают историю американского могущества, прошлого и настоящего. За последние пять лет общественность США и Великобритании стала все больше обращать внимание на взаимосвязанные исторические дебаты о расовом равенстве и национальном величии. Недавние исследования имперской истории, проведенные Адомом Гетачью, Жанной Морфилд и Прией Сатиа, стали своевременными аргументами в пользу более полного признания расистского наследия империи. Это не новые дебаты, но они выходят за пределы академических кругов и переходят в национальные дискуссии. Гетачью, Морфилд и Сатиа, а также многие другие, начали объединять переплетенные наследия англоязычного мира в историю власти Великобритании и США, которая также является глобальной историей гражданских прав, расового капитализма и антиколониальной борьбы.
Джеймс Болдуин также считал, что античерноту в Америке нельзя отделить от глобального проекта западного империализма.
Сейчас избиратели видят силу проницательности Болдуина как никогда раньше. Панкадж Мишра подводит итог:
Джеймс Болдуин в самых резких выражениях обрисовал необходимость... моральной и интеллектуальной революции, утверждая, что "для того, чтобы выжить как человеческий, движущийся, моральный вес в мире, Америка и все западные нации будут вынуждены пересмотреть себя", "отбросить почти все предположения", используемые для "оправдания" их "преступлений". Пожар, который Болдуин представлял себе в 1962 году, теперь бушует по всем США, и на него отвечают неистовыми призывами к выживанию белых. . . . Понятно, что людям, так долго возвышавшимся благодаря удаче рождения, класса и нации, трудно, даже невозможно, отказаться от своих представлений о себе и мире. Но успех в этом суровом самовоспитании необходим, если мы хотим, чтобы главные движущие силы современной цивилизации не скатились беспомощно в пучину истории. ("Колеблющиеся государства")
Чтобы избежать пропасти истории, утверждает Мишра, американская элита должна приступить к новому виду самообразования. Но как и в Великобритании, так и в США: граждане разделены между возвращением национального величия и постановкой его под сомнение. Пол Гилрой заметил десять лет назад в своем остром диагнозе постимперской меланхолии Великобритании, что "половина страны жаждет быть другим местом" (xii). Осторожный оптимизм своей книги Гилрой связывал с возможностью того, что Великобритания сможет коллективно и институционально сделать "свою похороненную и не признаваемую колониальную историю... полезной, наконец, в качестве руководства для ускользающего мультикультурного будущего" (xii). Американцы, заинтересованные в лучшем будущем, могли бы взять на вооружение условия надежды Гилроя, приняв на себя риски и выгоды.