Распространение мировой войны с террором в Сеть, без сомнения, усилит ее эксцентричность. Выкладки компьютерной науки насчет информационной войны, некогда на девять десятых теоретические, в полумилитаризованной Сети будут выглядеть еще более угрожающими. Если киберпространство превратится в территорию вооруженных до зубов секретных агентов, оно обязательно будет коррумпированным и едва ли безопасным для простых пользователей. Многие из наиболее распространенных пороков Сети: кража программного кода, вирусы, казино on-line, web-сайты моджахедов – будут уже не просто колоритными аномалиями, а превосходными мотивами для ликвидаторов типа Катли.
Когда политика информационного общества станет стабильной? Возможна ли там законность? Даже если мы покончим с откровенной, бешеной жестокостью постоянно прорывающегося беспорядка, мы можем оказаться обреченными на длительное пребывание в политической среде, где отупляющая скука сменяется лишь бешеными припадками сумасшествия. В мире, где каждый находящийся у власти притворяется душевно здоровым, технически грамотным и полностью компетентным, пока случайная находка решительных медиа – сальная шутка перед микрофоном, оговорка, поцелуй, попойка, галстук не того цвета – не выплывет на публичную сцену, колкая и ядовитая, как рыба-еж.
Почему люди должны довольствоваться подобным положением? Даже если сетям по природе присуще органическое поведение, не следует терять надежду на возможность позитивных политических акций. Сад органичен, но это не значит, что садовник обязан любить сорняки. Язык органичен, но это не значит, что вы должны врать.
Какое будущее ожидает политику? Предположим, что, как общество, мы оставим позади технократию, ностальгирующий активизм и уродство. Значит, надо представить новую форму активизма, но не ностальгирующего, а футуристического. Трудно перехитрить политиков, ведь каждый политический активист всегда пытается перехитрить систему, а их миллионы. Но делать предположения нам никто не запрещает.
Если Новый мировой порядок потерпит крах, может произойти все, что угодно. Если технократия не выполнит своих напыщенных обещаний, сулящих экономический рост, если поток потребительских товаров иссякнет, а экраны любимых игрушек погаснут, могут высвободиться по-настоящему страшные политические силы.
Нет никаких причин предполагать, что XXI век будет более разумным или менее кровопролитным, чем девятнадцатый или двадцатый, а поскольку мировое общество базируется на товарном изобилии, Великая депрессия стала бы окончательным освобождением от иллюзий. Тогда к власти начнут рваться эксцентрики с факелами в руках.
Господство технократии основывается на всеобщей уверенности в том, что политический активизм не приведет ни к чему стоящему. Пока технократия процветает, избиратель утрачивает свою значимость.
Но мы не предрекаем краха цивилизации. Мы пытаемся найти реальную, жизнеспособную и вместе с тем принципиально новую форму политики, которая способна вырасти из современных реалий. Что это значит? Как она будет выглядеть и ощущаться?
Вот несколько предполагаемых признаков нового политического движения XXI века.
Во-первых, этому движению понадобится принципиально новая идеология. Новая воодушевляющая Грандиозная Идея, что-то складывающееся в слоган типа «Свобода, равенство, братство», «Один человек – один голос!», «Нет глобализации без представительства!» – что-то в этом роде.
Новой идеологии не надо быть похожей на традиционную. Вначале она даже может показаться довольно глупой и эксцентричной, как, скажем, феминизм. Потребуется время, чтобы понять, что отцы-основатели движения вовсе не шуты. Напротив, они тщательно все продумали, и их намерения вполне серьезны. Постепенно они начнут выигрывать самые серьезные дискуссии и привлекать серьезно настроенных сторонников.
Это политическое движение, скорее всего, будет глобальным и многосторонним. Вряд ли оно будет базироваться в рамках одного государства – правительства некоторых государств загнаны в угол, а патриотические призывы ограничивают сами себя.
Ему потребуются какие-то места дислокации и политические модели. Здесь национальные государства выглядят не слишком многообещающими, по крайней мере на первых порах. Более вероятны кандидатуры больших городов. Управление городов может быть захвачено небольшими авангардными группами энтузиастов, и лучшими из кандидатов станут наверняка многонациональные города со своими диаспорами, интенсивно вовлеченные в мировую торговлю. Вполне сойдет Брюссель. Сингапур. Возможно, Нью-Йорк, Амстердам или Гонконг.
Ключ к успеху в том, чтобы эти города воплотили новую политическую доктрину в жизнь, а затем окажется, что толпы людей захотят к ним присоединиться. Подтверждением их теории станет политика городских властей, которая принесет процветание, повысив качество жизни. Если они будут побеждать, оплот движения начнут повсеместно воспринимать более цивилизованно, более серьезно и доверчиво, чем отсталые области планеты. Мир ногами проголосует в его пользу.
Это движение, по всей вероятности, возглавят очень богатые и очень прогрессивные люди. Если что-то и продемонстрировали недавние неприятности с Усамой бен Ладеном, так это то, что радикалам больше не обязательно быть бедными. Напротив, эксцентричные фигуры богачей, таких как Джордж Сорос, Сильвио Берлускони, Стив Форбс, Росс Перо и, конечно, Усама бен Ладен, внесли заметную сумятицу в современный политический пейзаж. Сорос со своим «открытым обществом» ближе всех подошел к принципиально новой политической идеологии, но все движения, порожденные одним отцом-основателем, сильно страдают от наполеоновских комплексов собственных прародителей.
Этому движению придется стать другим. Оно будет привлекать и очень богатых, но умудрится обойти проблему богатеев, возможно, за счет создания Великого союза диаспор, заключенного между «сливками общества» и экономическими беженцами.
Богатых людей мало волнуют национальные государства: возможность лишиться собственности сдерживает и пугает их. Бедным страшно нужен капитал, в то время как богатым страшно нужны избиратели. Похоже на потенциальный союз низов с верхами. А возможно, потребуется именно столь неортодоксальный альянс, чтобы сокрушить современные властные структуры существующего статус-кво.
Раз капитал движется по всему земному шару, а его преследует громадная орда людей без корней, которых каким-то образом притягивают эти деньги, это может привести к образованию новой коалиции мировых социальных сил. Это поможет преодолеть и традиционные политические проблемы, поставленные реальными государствами. Перспектива еще туманна, но прецеденты уже были: это прекрасно сработало в Гонконге. И даже во времена золотой лихорадки в Калифорнии.
Двадцать первый век страшно перенаселен, может даже сложиться впечатление, что в нем не осталось места для новообразованных сообществ. Но беспорядок предлагает массу свободного пространства. На свете много прекрасных мест, покинутых отчаявшимися людьми. Бейрут когда-то был замечательным местом, да и Сараево стоило бы порекомендовать. Если найдется группа инвесторов, которые отважатся на восстановление Кабула, их встретят с распростертыми объятиями.
Еще один потенциальный признак: основные участники движения должны быть слишком молодыми, чтобы понимать, что традиционная политика не сработает. Слишком наивными, чтобы цинично относиться к активизму, и твердо верить, что политика изобретена именно ими. В «политике», о которой без конца талдычат их деды, все делалось не так – к ней относились не так. Как только эти новые игроки услышат о «лете любви» [43] в далеком Узбекистане, они не будут объяснять друг другу, насколько это невероятно, – просто соберут вещи и отправятся в путь.