Шапиро весело посмотрел на меня, подмигнул и кивком головы указал на полку, где лежала заветная бутылка шведской водки.
Неожиданно входная дверь теплушки распахнулась, и вошёл сам старшина. В одной руке он нёс небольшой холщовый мешок, в другой полный котелок наваристого борща. Запах из котелка шёл такой, что мне немедленно захотелось, не раздеваясь, усесться за стол, схватить большую ложку и не отрываться от этого котелка до тех пор, пока это кулинарное чудо полностью не окажется внутри меня, усталость и сонное состояние сразу куда-то отступили.
Пока старшина ставил на стол котелок и опустошал принесённую сумку, я успел скинуть верхнюю одежду. Со мной вместе разделся и Шапиро. Подойдя к столу, я просто обалдел от вида аппетитно разместившегося на нём роскошества. Кроме копчёной колбасы, банки шпрот и различных солений, там стояла бутылка водки с запечатанной сургучом горлышком.
«Да, – подумал я, – наверное, и в ресторанах таких разносолов не подают! Вот же, Бульба, чёрт, угодил так угодил! С такой кормёжкой хоть снова в рейд, крошить чухонцев».
Между тем старшина, выложив продукты и отбросив мешок в сторону, повернулся ко мне. Ни слова не говоря, он обнял меня и стал от души мять моё измученное тело. Через минуту этого, уже ставшим привычным для меня, истязания, он каким-то надорванным голосом произнёс:
– Слава богу, что вы живы! Я побывал в деревне и удивился тому, что там наши роты наколбасили. Видел и пленённых там финнов, они просто в ужасе от этой ночи, наши ребята представляются им просто исчадьем ада, прибывшим покарать их за все прегрешения. Под конец боя начали сдаваться просто пачками. Одних пленных за нашей ротой более ста человек. А уж убитых и не счесть. Если пленные говорят правду, то наши роты только сожгли около двух тысяч финнов. Да, товарищ старший лейтенант, это только благодаря вам мы одержали такую по беду.
– Да ладно, хватит тебе, Тарас! Меня уже так за сегодня захвалили, что скоро лопну от гордости и самодовольства. Сам же понимаешь, что в эту победу каждый вложил свою душу, включая и твоих ездовых с поварами. Если бы не героизм наших красноармейцев, то не было бы этого дня и этого шикарного стола. В лучшем случае сейчас бы сидели в снегу, осаждая этот блокпост. А в худшем лежали бы мёртвые, скошенные пулями финских егерей. Слушай, Бульба, ты должен знать точно, какие в нашей роте потери? Командиров взводов поднимать для докладов не стоит, пусть хоть немного отдохнут. Они намаялись ещё больше, чем я. Всё-таки мы разъезжали на бронетранспортёре, а им пришлось бегать на своих двоих. Так что, давай, докладывай, не томи душу!
Старшина ненадолго задумался, потом скривился, наверное, вспоминая о ком-то близком, затем медленно начал перечислять наши потери:
– Да, товарищ старший лейтенант, потеряли мы много золотых ребят. В первом взводе убито четверо, во втором девять, в третьем пять человек. Тяжелораненых в целом по роте девятнадцать человек, их всех отправили в медсанбат. Легкораненых, это тех, кто остался в роте, семь человек. Активных штыков в роте осталось сорок два, это, конечно, не считая моих архаровцев и фельдшера с двумя ездовыми санитарных саней. Практически не пострадал только наш новый, огневой взвод, под командованием товарища политрука. Там ранены два человека, один тяжело и один отделался пустой царапиной.
Старшина примолк, собираясь продолжить свой доклад. Но я его прервал:
– Хватит, Бульба, достаточно! Меня не интересует, какие трофеи ты набрал. Насрать на все эти запасы продуктов, тёплых вещей и прочего говна. Людей жалко! Каких ребят Россия потеряла! Давай, старшина, доставай стаканы – нужно помянуть истинных творцов этой победы!
Старшина с готовностью открыл настенную полку и вытащил три гранёных стакана. Я помотал головой и пальцами показал – четыре. Бульба безропотно достал четвёртый стакан. Пока Шапиро финкой кромсал колбасу и вскрывал шпроты, Бульба полностью разлил по стаканам бутылку, стоящую на столе. После этого мы, не чокаясь, не говоря больше никаких слов, опустошили эти стаканы. Вместе с нами, тремя командирами, погибших ребят помянул и красноармеец Асаенов.
После выпитой водки меня весьма ощутимо повело. Наверное, на непомерную усталость организма наложилось и то обстоятельство, что я до этого практически никогда не пил спиртные напитки. В нашем эскадроне это было категорически запрещено. Я очень неловко присел на скамейку и торопливо приступил к поглощению ещё горячего супа. Шапиро времени зря не терял, пока я хлебал щи, он достал с полки бутылку шведской водки и разлил её в три стакана. Стакан Шерхана был со стола убран, а сам он вышел из теплушки, чтобы не мешать командирам.