***
Отец Дмитриева служил в милиции. Сам Олег должность предка никогда не раскрывал, но намеки давал щедрые, и на тему, как советская милиция борется с преступностью, поговорить любил. Иногда, якобы под большим секретом, рассказывал о «реальных» делах. Начитанный Александров легко узнавал сюжеты произведений Василия Ардаматского, но врать не мешал. Кстати, получалось у Дмитриева неплохо, с фантазией.
Сергей зашел в комнату сокурсника вечером, когда тот, лежа на кровати, читал свежий номер «Огонька».
– Олег, твоя помощь нужна. Проконсультироваться хочу. Ты же в сленге уголовников разбираешься?
Товарищ закрыл журнал, не торопясь принял вертикальное положение. Махнул рукой в сторону стула:
– Присаживайся.
– Спасибо.
В ответ на вопросительный взгляд Александрова продолжил:
– В фене? Ботаю немного.
– Подскажи – кто такой «смотрящий»?
Правильный ответ Дмитриев точно знал. Уж больно заинтересовано он взглянул на Сергея.
– А ты где это слышал?
Ответ на закономерный вопрос, естественно, был заготовлен заранее:
– В троллейбусе. Два мужика в углу разговаривали. О чем – не поймешь, как не по-русски. Вот этого смотрящего часто вспоминали.
Дмитриев многозначительно покивал:
– Откинулись недавно, значит. С дачи хозяина.
С чувством собственной значимости растолковал непонимающе глядящему Сергею:
– С зоны они вышли. А смотрящий – это вор, который зону держит. Вроде начальника над всеми уголовниками, но против администрации. За воровскими порядками следит.
Видя, что собеседник внимательно слушает, продолжил:
– Еще смотрящий в каждой тюремной камере есть. Ты наколок на урках не видел?
Сергей вспомнил грязные руки Пети:
– Вроде на пальцах татуировки были.
– Перстни. Там их вся их жизнь нарисована. Был бы я там, все о них узнал бы. Куда они ехали?
– Да кто его знает? Вышли на Парке культуры.
– Как выглядели, не помнишь?
Помолчав, Александров ответил:
– Не помню. Мутные какие-то.
После паузы добавил:
– И гнусные. Мрази, короче.
– Это точно. У меня батя как с ними наобщается, сам не свой делается. Нелюди, говорит, сплошные. Нормальный человек так жить не может.
– Слушай, Олег, а такое выражение – «бомж» – ты знаешь?
Сокурсник задумался:
– «БОРЗ» слышал. Это те, которых за тунеядку сажают. Без определенного рода занятий. А вот «бомж»… Это наверное гастролеры какие-то. У нас по регионам в милиции разные сокращения приживаются. «Без определенного» точно, а что дальше – не знаю.
– Понял, спасибо. Отлично ты все объяснил.
– Не за что. Обращайся, если что.
***
Помывка в жизни нормального военного – это вообще особая статья. Положенная баня, конечно, дело хорошее, но при ежедневном, без послаблений, физо и многочасовой строевой подготовке, одного раза в неделю катастрофически не хватало. Как решали вопрос на младших курсах в казарме – отдельный разговор. Все точки училища с горячей водой были известны каждому курсанту, и у каждой почти всегда собиралась очередь. Начальники курсов постоянно реквизировали запрещенные кипятильники вместе с трехлитровыми банками.
Положение резко изменилось в лучшую сторону после переезда в общежитие.
В каждом крыле здания находились действующие, отделанные белой плиткой душевые. Днем до их седьмого этажа горячая вода не доходила, вечером под вялые струйки наперегонки набивались «штатные» курсовые спортсмены. После вечерней тренировки пропотевшие бегуны, гиревики и борцы бурно выясняли отношения между собой, но желающему помыться из простых смертных отпор давали дружно. И занимать очередь можно хоть до посинения – все равно пойдешь последним, то есть, до поверки и отбоя точно не успеешь. Поэтому Сергей повадился организовывать помывку в три или половину четвертого утра. Здоровенный механический будильник, доставшийся в наследство от выпустившегося пятого курса, своим грохотом поднял бы даже мертвого. Хлопнув по кнопке, сонный Александров брал приготовленные с вечера умывальные принадлежности, полотенце и шлепал тапками в соседнее крыло – там душевая была с новой сантехникой, удобной полочкой и побольше размером.
Встрепенувшись, дремлющий за столом дневальный обычно приветствовал глупым вопросом:
– Шуран, ты куда?
«Смешные» ответы вроде: «По бабам. Видишь, уже в трусах» или «Вешаться. Вот мыло скользкое каптер выдал» отпускать уже приелось, поэтому он коротко буркал:
– Туда, – и шагал дальше.
Окончательно просыпаться под горячими тугими струями – это особое эстетическое удовольствие. В спящей общаге тишина, лишь успокаивающе, по-домашнему шумит вода. Никто не ломится в дверь, не орет про время, в общем – песня!
Полчаса душевной помывки, а потом распаренный и умиротворенный, чувствуя, как сон снова одолевает организмом, Сергей заползал между чистыми простынями и сладко засыпал, испытывая восхитительное ощущение чистоты. Да, вымыться – это…
***
… совсем забыл, какое это удовольствие. Стоя под парящими струями, чувствуя, как согревается почти забывшее тепло тело, Серый привычно смотрел вниз, на деревянную решетку под ногами, как-то нерешительно удивляясь цвету стекающей воды. Неужели он такой грязный?
В чем Пете нельзя было отказать – это во владении обстановкой. Он ухитрялся всегда вовремя узнать о раздаче бесплатной похлебки, старой одежды и других гуманитарных акциях вроде открытия бесплатной ночлежки или выдачи гигиенических наборов.
В этот раз повезло вдвойне – они попали в партию счастливчиков, которых отобрали для участия в съемках. Кинематографисты CNN работали над документальным фильмом об истории и участи бездомных в России. Заныкав сумки с барахлом, Петина шайка налегке подошла по нужному адресу.
– Не материться, не драться, не гадить в штаны. Молчать, отвечать только если что-то спросят господа американцы. Рожи в камеры не корчить, жрать аккуратно, хлеб в карманы не прятать. Чужие порции не отбирать. Не воровать. Кто нарушит правила – вылетит. Всем все понятно?
С презрением оглядев грязную, оборванную и дурно пахнущую группу, старший охранник поморщился и негромко, но с чувством добавил:
– Уроды.
Вышибали тут действительно быстро. Крепкие парни в одинаковых комбинезонах гуманитарной миссии мгновенно замечали нарушителей, выдергивали и отправляли за дверь, выбрасывая следом вонючее тряпье. Желающих на освободившиеся места хватало с избытком – у входа кучковались постоянно подходившие соискатели. Благодаря пробивному Пете, Серый стал практически звездой фильма – бывшим офицером оказался он один. И когда атаман успел сообщить о его прошлом распорядителю?
– Слушай сюда, дурик. Упорешь косяка – убью прямо за дверью. Делаешь все, что скажут, всех слушаешься, стараешься. Как в твоей сраной армии. Понял?!
Последнее слово прозвучало резко и по-настоящему угрожающе. Испуганно отшатнувшись, бомж часто закивал головой:
– Да-да, я понял, смотрящий, понял…
Тихо перемещающиеся операторы снимали профессиональными камерами группы тех, кто когда-то был людьми, иногда брали крупный план и запускали чем-то приглянувшихся на дубли.
Вот Серый, согнувшись от тяжести, помогает идти старательно хромающему Рыжему. Лучше бы наоборот, тот здоровее в два раза, но так решил господин распорядитель.
Второй дубль, третий.
Повинуясь жестам охранника, Серый раскладывает снятую одежду. То, что можно еще носить – в металлическую корзину из тонкой сетки на прожарку от насекомых и стирку, вонючее рванье – в картонную коробку на выброс.
Голый, прикрывшись рукой, шагает по серой плитке коридора в дезинфекционную камеру.
– Ноги на ширину плеч, руки поднять вверх. Вверх, я сказал! Глаза закрыть, набрать воздуха в грудь, не дышать.
Со всех сторон ударяют вонючие струи какой-то едкой химии.
Постоял, подождал. Ощутимо оживившиеся вши и блохи, щекоча кожу, падают на пол.
Стрижка. Всех одинаково, под ноль, равномерно гудящими машинками. Парикмахерами выступают все те же крепкие парни в комбинезонах и тонких резиновых перчатках на руках. Неопрятные шевелюры, свалявшиеся, грязные бороды – все долой.