– Что?! – подпрыгнула я и бросила Сатусу обвинение: – Почему ты мне не сказал?
– Это решаемая проблема, – заявил он с непоколебимой уверенностью, а после добавил:
– Но ты тоже со мной не спешишь откровенничать.
Наши взгляды скрестились, подобно шпагам.
– Я расскажу про себя, а ты расскажешь про себя, – предложила я, быстро устав от этого безмолвного соперничества. – Договорились?
Он сдержанно кивнул.
– Мира, – с предостережением начал Сократ, в очевидной попытке остановить меня.
– Так надо, – пресекла я все его старания на корню.
И начала рассказывать. Всё с самого начала. Как умерла мама, как я жила без неё, как страдал отец и как пыталась уничтожить любую память о маме бабушка. Как поддерживал меня Тим и как однажды он привез меня на кладбище, где у каменной статуи с крыльями, воздвигнутой в память о маме, вдруг исчезло лицо. А дальше – как появился Сократ, как заманил меня в проложенный Миленой проход из Межмирья в мой мир, как я познакомилась с хозяйкой заставы и как она погибла от рук скрывающего свой облик убийцы, который пытался прикончить и нас с Сократом…
Глава 27
Когда я закончила, демоны еще несколько минут молчаливо размышляли о чем–то, вернувшись к более привычной для них манере общения – посредством выразительных взглядов.
– Скажите уже что–нибудь, – не выдержала я, после недвусмысленной пантомимы между Флейтри и Каном.
– Она говорит правду, – проведя рукой по своим переливающимся каштановым волосам, подчеркивающим изящно вытянутое лицо, заключил вдруг Киан.
С немым вопросом я уставилась на Сатуса.
– Киан чувствует ложь.
Мои брови выгнулись еще сильнее.
– У каждого из нас есть определенный магический талант, – пояснил Сатус без особого стремления к откровенности. – Что–то вроде дара. У Киана это – крайняя степень эмпатии. Поэтому он легко считывает ложь.
– А у остальных? – новая информация ввергала не просто в смятение, она радикально меняла практически все. Создалось ощущение, будто меня очень долго водили за нос.
– Я, – первым начал Шейн, – неплохо рисую.
Поспешила уточнить:
– Насколько неплохо?
– Очень неплохо, – весомо хмыкнул Киан. – Я бы даже сказал, до невозможности великолепно. Его картины также хороши, как хороша тактильная магия Инсара.
И он кивнул на самодовольно ухмыляющегося справа от меня демона, чья свободная поза демонстрировала полную расслабленность.
Я резко отодвинулась в сторону, одновременно практически вплотную придвигаясь к Кану.
– А ты? Чем напугаешь меня ты? – обратилась я к нему.
– Ничего впечатляющего, – спокойно заявил Кан, глядя мне в глаза. – Всего лишь огромный физический потенциал.
– То есть, грубая сила, – сделала выводы я.
– Скорее, неиссякаемые ресурсы, которые способны бесконечно увеличивать мощность внутриклеточного энергообразования, позволяя приспосабливаться к изменениям во внешней и внутренней среде, – с уверенно улыбкой выдал Кан.
У меня самым некрасивым образом распахнулся от удивления рот.
– Не обращай внимания, – приобнял меня за плечи Инсар. – Он у нас периодически любит поумничать.
Испуганно посторонившись, я схватила руку демона и скинула её с себя.
– Да ладно, – расхохотался парень. – Не дергайся ты так, как будто я тебя сожрать собираюсь. Я бы конечно не отказался попробовать тебя… на вкус, – он выразительно закусил губу, блеснув глазами. – Но это может закончиться дракой… причем, сразу с двумя.
Шумно вдохнув, я повернулась к Сатусу и заявила:
– Я сейчас сбегу.
– А я предупреждал, не связывайся с демонами, – тихо вставил Сократ, но все услышали.
– Эти демоны, между прочим, не так уж и плохи, – возмутился Инсар.
– Ой, ты бы уж молчал! – огрызнулся Сократ.
– Мира, – с праведным гневом в светлых очах повернулся ко мне Тиес. – Почему твой мохнозадый дух–хранитель меня затыкает?
– Потому что, во–первых, этот дух ей несколько раз жизнь спас, – громко начала перечислять Сократ. – А во–вторых, потому что желает ей самого лучшего. А вы не входите в категорию «лучшего». Ты, Тиес, так вообще!
– Что? – аж привстал демон.
– То! Да о твоих любовных похождениях легенды уже слагают! Да и все остальные демоны не лучше! Но ты, конечно, умудрился отличиться! Скольких ты…
Кот резко оборвал свои возмущения на полуслове, уставился на меня, а после уже чуть спокойнее завершил свою так пламенно начинавшуюся речь: