Кот умолк, отворачиваясь.
– Что было дальше? – поторопила его я, понимая, что вот она – разгадка. Ответ на все те вопросы, которые я задавала себе долгие годы. – В храме?
– Твоя мама… умирала. Это было очевидно. Её бледные губы мелко дрожали, она всеми силами пыталась что–то сказать, но голоса не было. Лишь стоны вырывались из её горла, а глаза смотрели с такой мольбой, что невозможно было не броситься ей на помощь. Но сколько бы мы не пытались зажать рану и остановить кровотечение, ничего не помогало. Она слабела с каждым сбивающимся вздохом, хватаясь за руки младших сестер, словно не веря в то, что они погибли. В то, что она осталась одна. Единственная выжившая… Посовещавшись с Квэ, мы приняли единственно верное в той ситуации решение.
– Вы её добили? – предположила я, глядя на кота сверху вниз.
– Что?! – содрогнулся Сократ, возмущенно распахнув глаз. – Чё это за фантазии у тебя такие?
– Тогда хватит рассказывать куда–то в область скамейки! – потребовала я, добившись нужного эффекта, а именно – заставив его посмотреть на меня. – Если говоришь со мной – говори со мной, а не с собственными лапами. Так, что вы сделали?
– Мы соорудили что–то вроде носилок из того, что нашли в храме. Носилки были очень ненадежными и хлипкими, но выбора не было. Уложив раненную, мы начали путь в обратную сторону. На самом деле, ни я, ни Квэ не верили, что девушка доживет до того момента, когда ей смогут оказать помощь.
– А остальные? Их вы оставили там же, на ступенях?
– Да, к ним мы не прикасались, ведь побоялись даже подойти. Так много крови… Уже потом, после того, как по Межмирью и соседним мирам разлетелась весть о случившемся, за телами снарядили отряд. Многие хотели к нему присоединиться, чтобы проститься с сестрами и отдать последнюю дань уважения.
Глава 30
– Почему вы не использовали магию?
– Чтобы вылечить? Ни один из нас не был целителем, – буркнул Сократ и с наслаждением чихнул. – Кроме того, – длинный розовый язык облизнул мордочку, – в тех горах нельзя колдовать.
– Иногда правила можно нарушить, – поморщилась я.
– Но не тогда, когда на твоих руках умирающая женщина, – отрезал кот. – Горы мстят за нарушение установленных правил, уводя все глубже и приближая жестокую смерть от голода и холода. Они просто не позволят уйти тому, кто пренебрег заведенным порядком.
– Тогда понятно, – извиняющимся тоном пробормотала я.
– Видимо, Богиня нам благоволила и горы открыли короткий путь, потому что мы смогли за одну луну вернуться обратно в поселение и вызвать лекарей. Девушка к тому моменту была уже совсем плоха, но что–то… или кто–то… удерживал её в этом мире. Несмотря на чудовищную рану она дышала, неровно, неуверенно, но дышала. И сердце продолжало биться, игнорируя потерю крови. Наши врачеватели не отходили от неё на протяжении нескольких дней и ночей, сменяя друг друга и, как умея, поддерживая в ней жизнь, в ожидании, пока прибудет королевский целитель, за которым отправили посланника в Восточный дворец. Большую часть времени эмпуза барахталась в беспамятстве, периодически бредя. И иногда даже казалось, что её время настало, что она уже не проснется, устав бороться. Но вот, наступал рассвет, поднималось солнце, и она делала очередной вдох. Меня пускали в её шатер в любое время. Не одну долгую ночь я провел рядом с ней, всматриваясь в посеревшее осунувшееся лицо, в котором было мало от жизни и очень много от смерти. Смерть стояла у её изголовья, кружила над её постелью, ловила её дыхание. Мне почему–то казалось, что если я буду рядом, то ей это как–то поможет. Она почувствует, что не одна, что несмотря на гибель сестер, есть те, кто борются за то, чтобы она жила. Я держал её тонкую хрупкую ладонь в своей руке, радуясь, как ребенок на Йоль, когда улавливал движение её пальцев. Это давало мне знать, что она еще здесь, со мной, что жива, что не сдается. В одну из таких долгих, изматывающих ожиданием ночей я задремал, уронив голову на её постель, а проснулся от ласкового поглаживания. Подняв голову, я встретился взглядом с самой красивой женщиной, которую когда–либо видел. Несмотря на отсутствие красок и истощенность, каждая черточка прекрасного лица была наполнена нежностью и изяществом, силой и мудростью, в каждой – отпечаток высшей божественности, недоступной тем, кто живет простыми вещами, наполняя ими свой день.