— Пять не дам, дам два.
Ого, даже торговаться не пришлось, хорошо меня знает дядя Петя. Именно на такую сумму я и рассчитывал.
— Шмотки и сух пай (опять ОГО, запомнил) тоже соберём, понимаю, если б дома начал собирать тебя б на цепь посадили.
А когда, минут через тридцать, всё было собрано и упаковано в заплечный мешок, дядя Петя вдруг погрустнел, тетка Матрёна дык вообще разрыдалась, перекрестила меня и в лоб поцеловала. Даже Илья понурился.
— Ну, крестник, давай там служи, нас не забывай, руки ноги береги!
Напутствовал меня дядя Петя. Я развернулся и побежал, на ходу крикнув.
— Батюшке с матушкой всё обскажите.
А чо? Грузить дык по полной. Пусть теперь моих предков успокаивают. Ни чего, они кумовья, поругаются — помирятся.
Бегу и думаю, как бы предкам на глаза не попасться, ведь куда они сговариваться ходили, я не интересовался. Вот только сейчас подумал, а что они мне за невесту приглядели? Ведь сдохну от любопытства!
Прибежал в усадьбу, меня тут знали как облупленного, сразу же доложили барину.
Прохор Иванович вышел на крыльцо, вместе с офицериком, оба чуток под шафэ. Панибратство при посторонних было исключено, это понимал и Прохор Иванович, и особенно это понимал я. Строевым шагом, как бы смешно это не смотрелось, ведь я был в «гражданке»
Я подошёл к барину и не вскидывая руку к козырьку — громко заорал.
— Ваше благородие, разрешите обратиться к их благородию господину подпрапорщику!
— Разрешаю.
— Ваше благородие, господин подпрапорщик, рекрут Иван, Макаров сын, прибыл для дальнейшего прохождения службы!
— Это, тот самый, мой, ученик о котором я тебе рассказывал, лет ему маленько не хватает, но ничего, видишь какой он здоровый, кроме него в селе рекрутировать некого. Призывного возраста только бабы.
Село у нас было малюсенькое, дворов сорок, едва на деревню наскребалось, однако была церковь, а это статус. Ну и с введением нового прогрессивного способа ведения хозяйства, село начало процветать, люди забыли, что такое неурожай, голод и недоимки. Последнее было страшным. Всё мужское население за недоимки секли.
— А что молодец! пойдёшь ко мне денщиком служить?
Ага, щазз, подпрапорщикам денщик не положен, хочешь бесплатного слугу заиметь, крепостного при себе оставить, за счёт моего барина. Уж как меня в части списать в «запланированные потери рекрута с отдельно взятого села» ты найдёшь способ.
— Ни как нет, ваше благородие, хочу служить матушке императрице!
Офицерик скорчил кислую мину, но настаивать не стал. Денщик, не желающий быть денщиком — плохой денщик. Конечно, он устроит мне сладкую жизнь, по крайней мере, до прибытия в часть, но это всё равно лучше, чем на всю оставшуюся службу.
— Ну что ж, Иван, Матвей Григорьевич запишет тебя в реестр. А пока можешь идти домой. Он погостит у меня ещё пару деньков, я под началом его батюшки служил. (вот это уже было лишнее, не должен барин, перед уже рекрутом, отчитываться, однако проговорился барин, твой косяк, сам и выкручивайся)
— Нельзя мне барин покидать усадьбу. Родители меня женят.
Оба дворянина захохотали, рассказал, значит, шутку про «творить добро налево и направо»
— Хорошо, оставайся, тебя покормят и где переночевать покажут.
И ушли.
И тут появились они, мои предки, полным составом. Не далеко прятались, чтоб лишний раз господам на глаза не попадаться. Отец и дед глядели грозно (ага, я прям испугался) мать и бабка, как-то жалостливо. Молчим. Первым, как глава семьи, заговорил дед, с ухмылкой и каким-то сладко сиропным голосом.
— Пошли, внучок, домой. Наигрался поди уже в солдатов-то, мы тебе сюрприз приготовили.
Ага, так я и поверил. И сладким голосом копируя деда.
— А, что такое сюрприз, вы мне никогда сюрпризов не приготавливали.
Дед посмурнел. А отец выдал.
— Мы тебе новую одежду и новую обувку купили. Сюртук с карманами, портки наглаженные, брюки называются, сапоги яловые.