Еще днем кто-то намекнул Рите, что им с Ильей придется «сокращаться». «Может, это случится через месяц?» — подумала она тогда.
Илья купил билеты на девять часов вечера, потом они еще поужинали у знакомых в поселке.
Тетя Луша встретила их сочувственным взглядом, развела руками…
— Вселился уже, — сказала она, точно извинялась.
Им как-то не поверилось. Пошли в комнату — хотелось убедиться.
Когда Рита ушла, оставив Илью, ей захотелось плакать. Пошла наверх, где жили девушки, где сама была прописана.
— Тетя Луша, завтра разбудите Илью, — я пошла к девочкам.
Рита поднялась на второй этаж. Остановилась у закрытой двери. Входить в этот поздний час было неудобно, точно она собиралась просить одолжения у подруг.
— С доброй ночью! — сказала она, открывая дверь, и сделала шутливый реверанс.
Подруги не ответили на шутку. Взгляды их были тревожными.
— Удивляетесь? — спросила Рита. — Да-да. Мы разошлись… Буду жить с вами.
— Вот! — торжественно сказала Галя.
— Подожди! — перебила ее Люба. — Что же случилось?
Люба закрыла учебник, оттолкнула его от себя на середину стола.
— Рассказывай, Ритка, по порядку, не темни…
— Просто Опухтин вселил к нам нового человека. Мы пришли, а он уже там живет.
Галя потрогала бигуди и, безмятежно улыбаясь, поглядела в потолок.
— Вот твоя кровать, Рита. Устраивайся скорей и слушай меня. Я старше вас на целый год. И я, девочки, за то, чтоб пережить несчастную любовь. Иначе не научишься чувствовать… Знаете, так нельзя: со школьной скамьи и прямо замуж… Надо помучиться, потосковать, потерять, потом и любить сумеешь. Лев Толстой об этом писал и Клара Васильевна в школе то же говорила. Полюбишь парня. Стараешься быть хорошей. Они ведь не понимают, как это трудно — быть хорошей. И вдруг он не приходит. Ты ждешь, а он уже с другой. И почувствуешь себя брошенной… Такой несчастной-несчастной и заплачешь.
— У тебя была несчастная любовь? — удивилась Рита.
— Не одна! — гордо ответила Галина. — Полюбил бы кто меня по-настоящему… всей душой. А, знаете, девчонки, у электриков новый слесарь появился. Такой длинный. Я с ним вчера познакомилась. Веселый. Дмитрием зовут.
— Смотри, опять будет несчастная любовь!
— Ну, что вы!
«Как это может быть «несчастная любовь»? — думала Рита. — Зачем она?»
В большое окно падал неровный лунный свет. То словно гас, то разгорался ярко, освещая комнату таинственно и тревожно.
— Как же так? — вдруг сонно сказала Люба. — Комендант обещал никого не подселять. Мест, что ли, нет?
Рита промолчала. Говорить не хотелось. Она легла лицом в подушку и заплакала.
— Не реви. Слышно, — шептала Галя. — Мужчин надо в руках держать. А ты его распустила. Инженер, а работает простым слесарем. Где это видано?! И даже комнаты не добивается.
— Я не реву, — всхлипнула Рита. — Я сплю…
Больше она не ответила ни слова.
ВСТРЕЧА
Она прошла, и Мите показалось, что он слышал в звенящем шуме машинного зала стук тонких каблучков. Он привстал с трубы водопровода и, восхищенно глядя в проход ремонтной площадки, сказал:
— Это ножки, жуть дело!
Федор и Артур сидели рядом верхом на трубе — писали на ней мелом математические знаки.
— Что? — переспросил Федор, морща высокий лоб.
— Тебя, Федя, не касаемо. Артур, кто такая?
— Журналистка! Пишет о рацпредложении Ильи Косотурова, — ответил Артур, стирая что-то с трубы. — Федор, здесь нужна вторая степень, квадрат, а не куб!
— Молодец, букварь, — Дмитрий похлопал Артура по спине, — все знаешь. А в какой газете она работает?
Пришел мастер Откосов, озабоченный, серьезный. Посмотрел на Митю, потом на Артура и Федора. Вынул из кармана свисток и, перекрывая шум, засвистел — подавал команду.
— Кончай курить!
— Ну и автоматика, — Митя еще раз глянул в проход ремонтной площадки и спрыгнул в кабельную траншею, открытую на всю длину машинного зала. Рабочие, снятые со всех участков электрического цеха, стояли в узком бетонном углублении. Упрощалась схема станции, выбрасывалось все лишнее — приборы, контактные устройства.
— Подняли! Раз! — скомандовал мастер.
Все нагнулись разом и подняли бронированный тяжелый кабель. Заныли руки, и голову стало клонить вперед, точно Митя собирался нырнуть. «Нет, здесь я только до весны, до теплого солнца». Он прислушивался к командам, толкал кабель. За спиной пыхтел Федор. «Ничего не скажешь, квалифицированная работа. Душа радуется». Ломило спину. Горячий пот заливал морщинки на лбу. Кабель рвался из рук и уползал вперед к черному провалу в подвал. Мастер ходил вдоль траншеи. Иногда бегал, шаркая подошвами ботинок по паркетному полу.