Выбрать главу

Мера по уплотнению задумывалась как временная, но просуществовала долго. В коммуналке на набережной Невы родился и я. Когда-то в моей квартире жил гетман Скоропадский, первый президент послереволюционной Украины. А к моменту моего рождения в ней были прописаны двенадцать семей. Несколько десятков жильцов.

Первые воспоминания моей жизни — огромные, больше пяти метров высотой, потолки с лепными ангелами. А еще — коридор, такого размера, что по нему можно было кататься на велосипеде. Я и еще двое мальчишек играли в этом гигантском коридоре в футбол, а взрослые нас совсем не замечали. Тараканы размером с мышь, один на сорок человек телефон, в туалет каждая семья ходит с собственным рулоном туалетной бумаги, восемь газовых плит на кухне и обои еще довоенной поклейки. Зато из окон этой квартиры была видна вечно серая Нева и крейсер «Аврора» напротив. Маленький, я часами лежал на подоконнике, смотрел на реку и город и чувствовал, что весь этот дождливый мир принадлежит мне.

2

В своих мемуарах литературовед Виктор Шкловский писал:

В 1921-м разрешили свободную торговлю, и сразу открылись кафе, тысячи кафе. Ни в одном городе мира нет такого количества кафе, как в Петербурге. Еще вчера людям нечего было есть, а сегодня на каждом углу продают пирожные. Оказалось, что в послереволюционной России больше всего нужны были именно пирожные.

Светская жизнь понемногу возрождается. К середине 1920-х в городе имелось уже сорок шесть ресторанов. Самый роскошный располагался на Невском, слева от лютеранского собора Святого Петра. Первые годы после революции тут квартировала агитационная контора, выпускавшая революционные плакаты «Окна РОСТА». А теперь плакаты убрали и в здании снова открыли ресторан с дореволюционным названием «Доминик».

Одна из газет так описывала местную атмосферу:

Сразу меня оглушил оркестр. Кабак тут был в полной форме. Тысяча и один столик, за которыми невероятные личности, то идиотски рыгочущие, то мрачно пропойного вида. Шум, кавардак стоял отчаянный. Это заведение разместилось в нескольких залах. Но всюду одно и то же. Между столиками шлялись всякие барышни, которые продают пирожки или себя, по желанию.

От прежних хозяев в новом советском «Доминике» сохранился только ковер, по которому стадами скакали блохи. Но ресторан сразу стал считаться роскошным. Нэпманы приводили сюда молодых девушек, напивались и орали, чтобы девушки станцевали им канкан. Те стеснялись, но ножки все же задирали. Танцевать канкан тогда считалось верхом раскрепощенности.

Еще одно модное местечко располагалось на Владимирском проспекте, там, где в советские времена находился знаменитый пивбар «Жигули».

Отвратительный мутный дым стоял в этой зале. От него тускнел яркий свет электричества. И физическая, и психическая атмосфера этой комнаты была нестерпима. Вокруг карточных столов (их было штук десять, больших и малых) сидели люди с характерными выражениями. В четыре часа утра, в двенадцать дня, в шесть вечера — всегда одно и то же: все те же морды, все тот же воздух…

Мы вышли в соседнюю залу и у журчащего фонтана слушали баритонов и теноров и смотрели на пляшущих барышень, воображавших себя балеринами…

А если не хочется напиваться, можно было пойти в киношку. Их открылась целая куча — больше сорока мест. На Невском, где хозяева были побогаче, играть перед сеансами нанимали целые оркестры. В заведениях попроще ограничивались тапером. Именно с треньканья на пианино начинал в те годы молодой очкарик Митя Шостакович. Пленка во время сеансов постоянно рвалась, и зрители бурно выражали возмущение. Позже Шостакович вспоминал, что главным в его работе было вовремя увернуться, когда посетители начинали кидаться в сторону экрана мусором и бутылками.

Цирк Чинизелли на набережной Фонтанки все предыдущие годы простоял заколоченным. В 1919-м, когда к городу подходил Юденич, из него пытались сделать неприступный рубеж обороны: завалили снаружи мешками с песком, в каждом окне устроили по пулеметной точке. А теперь все это разобрали и заново стали проводить на арене рукопашные бои с денежными ставками. Каждый вечер перед кассами выстраивались многокилометровые очереди.