Когда я был подростком, мне очень нравился поэт, у которого есть такие строки: «Этот город сам решает, что, кому и как вручает». Я как-то с самого детства точно знал, что так оно и есть: город действительно решает сам, кто именно продолжит его историю. Когда через полвека после революции в Ленинграде опять появились поэты, жить они стали не абы где, а по тем же самым адресам, где когда-то жили Иванов и Мережковские. В 1960-х один из двух главных ленинградских поэтов оказался прописан в доме Мурузи, а второй (его друг и одновременно смертельный враг) — в «Доме с башней» на Таврической.
Сами посудите: ну не странное ли совпадение?
2
В 1957 году, с опозданием на четыре года, Ленинград отпраздновал свое 250-летие. К торжествам отнеслись очень ответственно. Город был почищен и отремонтирован. Накануне праздника на площади Искусств перед Русским музеем установили памятник Пушкину. Возле Аничкова моста запустили плавающие фонтаны. Ночью их красиво подсвечивали.
В прессе развернулась кампания за чистоту на улицах. Ленинградцам внушали: их город не таков, как все остальные. И относиться к нему тоже стоит совершенно особым образом. Бросил на тротуар окурок — попадешь в милицию и уплатишь штраф. Не уступил в транспорте место пожилому человеку — все остальные пассажиры станут смотреть на тебя с ледяным презрением. Вчерашние крестьяне и их подросшие дети изо всех сил старались соответствовать доставшемуся им городу.
Петербург всегда работал как камнедробильная машина. Десятилетие за десятилетием сюда приезжали толпы провинциалов, а город перемалывал их, стесывал лишнее, формировал тех, кто будет достоин в этом городе жить. Первые лет двести — триста приезжими были жители русских деревень. Последнее время это жители среднеазиатских кишлаков. В этих смуглых ребятах принято видеть угрозу, но я спокоен. Город перемелет и их тоже. Вечный петербургский дождь смоет с их кожи южный загар. Пройдет поколение, от силы два — и внуки гастарбайтеров тоже напишут стихи об этих набережных. Им из собственного опыта станет известно: родиться там, где над Невой кричат птицы, — лучшее, что могло с тобою случиться.
Основные торжества по случаю 250-летия происходили на стадионе имени Кирова. Участвовало пятнадцать тысяч статистов и три тысячи спортсменов. Зрителям были показаны театрализованные сценки из прошлого Петербурга. Ставил сценки начинающий режиссер Товстоногов. Именно после этого шоу для него открылись двери в мир большой театральной карьеры. Новый лидер страны Никита Хрущев наградил Ленинград орденом Ленина. Это был первый визит главы государства в Северную Пальмиру после убийства Кирова.
Ленинград лишился столичного статуса, зато получил возможность жить так, как живется. Не подстраиваться под сильных мира сего, а оставаться самим собой. Никто не пытался его перестроить, не сносил зданий, мешающих парадам грозной военной техники. Московские коммунисты оставили этот город умирать естественным путем, а больше ему ничего и не было нужно. Пока в новой динамичной столице возводили высотки и прокладывали хайвеи, мой город просто отражался в Неве. Вянущий, рушащийся, но по-прежнему очень красивый.
В том же 1957-м, но осенью праздновали 40-летие Октябрьской революции. Тут размах торжеств был уже поскромнее. Какие бы то ни было гигантские монументы в центре города решили не возводить. Ограничились несколькими точечными инновациями. Дружественная Финляндия подарила Ленинграду паровоз, на котором в 1917 году в город приехал Ленин. Паровоз установили на Финляндском вокзале. На набережной у Нахимовского училища отреставрировали крейсер «Аврора», который когда-то подал сигнал к штурму Зимнего. Насчет обоих подарков по городу с самого начала ползли слухи, что никакого отношения к Ильичу они не имеют. Паровоз, мол, финны прислали первый попавшийся, а вместо крейсера «Аврора» на набережной установили очень похожий крейсер «Диана», потому что реальную «Аврору» пустили на металлолом еще до войны.
К концу 1950-х уровень жизни в СССР превзошел довоенный и продолжал расти. В столицах поднимал голову советский мидл-класс со всеми своими запросами и амбициями. Эти люди неплохо зарабатывали, а жить хотели еще лучше. Дача, отдельная квартира, модная одежда, иностранная бытовая техника, со временем — может быть даже, собственный автомобиль. Прежде это казалось фантастикой, а теперь — пожалуйста. В феврале 1961-го в Ленинград завезли первую пробную партию украинских автомобилей «Запорожец». Газеты писали, что эта небольшая, но по-своему изящная машина украсит жизнь множества советских семей.