Иосиф позвонил Бобышеву и хамским тоном предложил встретиться на полпути между их домами, ровно напротив Таврического сада. Место там пустынное. Бобышев подозревал, что дело может кончиться ножом в селезенку. Но все равно пришел. Бродский, не глядя ему в лицо, спросил, спал ли тот с Мариной? Руки он не вынимал из карманов, и вообще было видно, что от броска на противника его отделяют считаные мгновения. Бобышев ответил, что на такие вопросы мужчины не отвечают. Иосиф продолжал молчать и нервно поводить плечами. После этого Бобышев просто развернулся и ушел домой. А Бродского той же ночью взяли милиционеры. Он пытался поговорить с Мариной, но не успел. Как только он появился возле своего дома, несколько людей в штатском тут же окружили его, предъявили ордер, затолкали в козелок и увезли.
Кому в данной ситуации было сложнее — сразу и не скажешь. Бродский сидел в изоляторе КГБ на Шпалерной и сходил с ума от ревности. А Бобышев оставался на свободе, но и носу не мог показать на улице, потому что все понимали — арестован Иосиф именно по его, Бобышева, вине.
Сперва Дмитрий попытался сбежать на ту самую дачу в Комарово. План состоял в том, чтобы пересидеть там, пока у приятелей не утихнет первый приступ ярости. Однако буквально по его следам на дачу прибыла большая компания литераторов, которые объявили подлецу, чтобы с дачи он убирался вон. Бобышев вернулся в городскую квартиру, и тут все начало происходить всерьез.
Знакомые художники, прежде дарившие ему свои полотна, теперь без звонка являлись, молча снимали картины со стены, плевали в пол и так же молча уходили. После того как суд дал Бродскому восемь лет и сослал в Архангельскую область, прозаик Андрей Битов позвонил и вызвал Бобышева на дуэль до смерти. Бывший друг Рейн написал о нашумевшем адюльтере поэму — поэма пользовалась бешеным успехом среди тех, кто понимал о чем идет речь.
Литературные девушки теперь отказывались с ним не то что спать, а даже здороваться. И самое ужасное, что среди этих девушек была и Марина тоже. Сперва Бобышев еще ходил к ней в гости. Втроем (он, она и Маринина мама) они еще пили чай. А потом Марина плюнула на все, собрала вещи и уехала к Бродскому на поселение.
Трудно представить поступок глупее, но Бобышев поехал за ней. Взял на работе отгул, купил билет на поезд и поехал в Архангельскую губернию. Утром он прибыл в город Коношу. Единственная почтовая машина до села Норенское, где отбывал Бродский, к тому времени уже ушла. Бобышев почапал пешком. Тридцать километров через слякотный мартовский лес.
Он дошел до Норенского как раз в тот момент, когда Марина садилась в кузов грузовика, чтобы ехать назад. Бродский в зэковском ватнике и сапогах стоял рядом, провожал ее.
Бобышев позже писал:
Я кричу:
— Марина! Вот ты где! Я за тобой!
— Нет! — Иосиф кричит. — Марина, слезай, ты никуда не поедешь!
— Нет!
— Да!
— Нет!
— Да!
Марина лезет через борт, спускается. Я за ней. Мы втроем входим в избу через дорогу напротив. Дальше что — непонятно. Но я знаю, зачем я приехал. За кем.
Громадная скрипучая изба. Входим в малую комнату: стол, заваленный книгами и рукописями, две лежанки. На полу — картонный короб с сигаретами «Кент». На стене, над одной из лежанок — остро заточенный топор.
— Что тебе здесь нужно? — зло спрашивает Иосиф.
— Ты знаешь. Я приехал за ней.
— Она отсюда никуда не уедет.
— Нет. Уедет. Со мной.
Взгляд на топор. Взгляд мой туда же.
— Я без нее никуда не уйду. Только вместе.
— Нет. Она останется здесь.
Взгляд на топор. Взгляд туда же.
— Нет, уедет.
— Нет, не уедет.
Тут вмешивается Марина, обращаясь к нему:
— Я тебе все сказала. Я уезжаю сейчас.
— Нет, ты не можешь. И машина ушла.
— Ничего. Я должна. Хоть пешком.
Мы вышли и направились к лесу. Поле кончалось. Дальше дорога, темнея и суживаясь, углублялась в лес. Все. Здесь я должен стоять за Марину.
— У меня в руках ничего нет, — показал я ладони Иосифу.
— У меня тоже!
Мы сжали кулаки и заходили индюками один вокруг другого. Но тут опять вмешалась Марина. Что-то быстро сказав Иосифу (обещание? ложную клятву?), она зашагала к лесу. Я — с ней. Он остался стоять у края поля.
Размахнувшись, я далеко закинул в талую воду токарный резец, лежавший все это время у меня в кармане пальто.