– Об этом никто не узнает, – сказала она мне.
Я ничего ей не ответил, просто качнул головой и вышел из кабинета. Не знаю почему, но настроение было у меня паршивым, хотя я понимал, что уволить меня по «горбатой» статье нельзя, хотя бы потому, что я к работе относился серьезно, всё делал в соответствии с инструкциями. Если Вяткина думает по-другому, её сможет переубедить моя сестра Лариса, которая работает адвокатом.
– Ладно, время покажет, кто из нас прав! – вполголоса сказал тогда я, проходя через ряды столов стукачей. Их взгляды обжигали мне щёки. У меня было такое ощущение, что все они знали, что я только что писал служебную записку, даже знали, о чем она была. В тот момент я чувствовал себя обнаженным, мне было стыдно и как-то было гадостно на душе.
«Тебя уволят! Тебя и твоего дружка-начальника уволят! – говорили хитрые взгляды стукачей. – По горбатенькой вылетите! Уж мы-то знаем…».
Разумеется, следующие несколько дней я был в напряжении. Я ждал, что будет дальше. Я уже слышал голос Виктории Александровны в трубке телефона, говорящий: «Ты уволен!», но она мне не звонила. Костя ушёл по собственному желанию, а я остался. Да-да! Я остался, несмотря на то, что Вяткина не знала никого из моих родственников или хороших знакомых. Я точно знал, что банк «Уралфакторинг» – единственное место, куда меня взяли на работу без блата. После ухода Иванова я ожидал, что для меня начнется «жопа», Вяткина меня сожрёт с потрохами, но этого не произошло. На людях она была приветлива со мной, улыбалась. Но глаза её метали молнии ненависти, жгучей злобы. Всё это для меня, как для тёртого калача, побывавшего в различных переделках, было мелочью, не заслуживающей внимания. Почему она на меня не нападала, было для меня загадкой. К тому же, Вяткина подняла всем, в том числе и мне, зарплату на двадцать процентов. Работа потекла в своём русле, про Иванова все стали забывать. А кандидатов на должность начальника почему-то не было. Каждый из нашего отдела (кроме меня, разумеется) примерял на себя должность начальника и прикидывал, сколько будут платить. Но из наших должность начальника никому не предложили, хотя в отделе работали очень сильные специалисты.
«Акулы факторинга», – так любили говорить про себя профессионалы, отработавшие в банке «Уралфакторинг» более трёх лет.
– Я так думаю, что раз из наших никого начальником не ставят, то придет человек со стороны, – сказал я как-то Андрею Безуглому, главному менеджеру. – Если новый начальник будет адекватным человеком, то я тут проработаю очень долго, но если придёт дятел, какой-нибудь узколобый мент на пенсии, он сразу начнет меня гнобить, и я уволюсь.
– Да ладно тебе, – ответил Андрюха, почесав затылок. – С чего ты это взял?
– А всё просто, – ответил я, улыбнувшись мученической улыбкой. – Ты же знаешь, что Вяткина меня не любит. Сама она не смогла от меня избавиться, но сделает это через начальника… Если бы я был директором банка, я бы так и сделал.
Андрей ничего мне не ответил, но морщины, прорезавшие его лоб, свидетельствовали о том, что мои слова заставили его задуматься.
Прошло ещё две недели, и наконец-то настал тот день, когда в наш кабинет зашёл начальник. Скажу вам честно, с первого взгляда он не произвел на меня должного впечатления. Он был низкого роста, узок в плечах, с реденькими усиками, делавшими его похожим на крысу.
– Здравствуйте, коллеги! – громко сказал он, входя в сопровождении Вяткиной, широко улыбаясь и демонстрируя всем коронки из жёлтого металла. – Меня зовут Бугин Василий Евгеньевич…
– Букин? – переспросила Аллочка.
– Нет, Бугин, – ответил начальник, зло сверкнув глазами. – Как «буги»… Это танец такой, я его в молодости ох, как хорошо танцевал.