– Людей бы кто пожалел, процедил, сквозь зубы Градус.
– Вы сейчас кого имели в виду? – не понял пожилой господин.
– А Вы… Вы сами, кто собственно такой будете?
В процессе дальнейших расспросов выяснилось, что это был ни кто иной, как доцент Шампиньон со своим сынком – Батоном, дальние и, по всей видимости, не слишком любимые родственники маленького начальника из мерии. Тот сдержал свою угрозу, и прислал их Гороху – в счет оплаты за выданную им лицензию.
– Так, это что же получается, ужаснулся Горох, – выходит это не им, выходит, что это нам свинью подложили…
– Да еще какую, подтвердил Градус и с досады сплюнул на пол. – Может, вернем их обратно, предложил он шепотом Гороху. – Пока не поздно…
– Боюсь, что уже поздно, задумчиво произнес Горох, после чего обратился непосредственно к Шампиньону:
– Ну, рассказывайте, как вы докатились до такой жизни? Тот смутился, и еле слышно прошептал в свое оправдание:
– Вчера мой сын сказал, что я ни кто. И ни чего для него не значу.
– Кто ж в этом виноват, усмехнулся Горох. – А от нас то, что вам нужно?
– Я прошу Вас, Ваше Величество, все также еле слышно прошептал Шампиньон, – сделайте из моего сына человека.
– С какой это стати мне заниматься вашими проблемами, фыркнул Горох, – у меня своих забот хватает. Это для Вас он сын, а для меня он – наглая и тупая скотина. Да и Вы ни чем не лучше его, а может быть даже и хуже. Это ведь Вы, и ни кто иной, довели его до такого состояния.
– Неужели, ужаснулся доцент, – неужели ни чего уже нельзя исправить?
– Мы могли бы взять его с собой, только учтите – обратно мы не вернемся.
– Ну, что ж, вздохнул Шампиньон, – может так и впрямь будет лучше.
– Лучше! – еще пуще разозлился царь, – да что ты знаешь о лучшем? Ты, загубивший у ребенка душу, теперь готов отдать на растерзание и его тело.
– Впрочем, добавил царь, несколько остывая, – какое мне дело до вас обоих…
Взглянув еще раз на юнца, что-то там бубнившего себе под нос, в то время как решалась его судьба, Горох как-то весь поник и добавил:
– Не могу… – Без экзаменов не могу… принять… – Ответьте для начала на три простых вопроса. Вопрос первый, не слишком сложный …. Какое вино предпочитаете Вы в это время суток? Шампиньон удивленно посмотрел в глаза царю, ища в его словах скрытый подвох.
– Ну ладно, не унимался Горох, – спрошу чего-нибудь полегче… – Сколько звезд на небе? Почему вода мокрая? Отчего люди не летают как птицы? И видя, что Шампиньон ни чего не может сказать в ответ, царь заметил с усмешкой:
– Да, в теории вы не сильны, но может быть в бою проявите себя вы… – В сраженье на мечах. Но, что я вижу, – где Ваш меч? Или посмели Вы сюда явиться ко мне один – и без оружия? Идите – прочь, вон с глаз моих долой, заорал на весь перрон, разгневанный царь.
Доцент с сыном, и их гигантская свинья попятились в испуге к выходу.
Так они бы и ушли, канув в лету, и никогда бы мы больше не услышали о них, если бы не Градус. Догнав эту троицу уже у самого выхода, он схватил Шампиньона под руку, и доверительно зашептал:
– Не расстраивайтесь Вы так, первый блин всегда как говорится – комом. Я чувствую, что мы с вами сработаемся. Горох – он такой, быстро вспыхивает, но быстро и отходит. Вы сейчас, – идите, приведите себя в порядок, подготовьтесь, как следует, а после попробуйте показаться ему еще раз. Вот увидите – все у Вас получится, нужно только очень этого захотеть.
Доцент на это ни чего не ответил, только тяжело вздохнул и… отвернулся.
Тогда схватив доцента за лацканы пиджака, Градус встряхнул изо всех сил его и просипел:
– Ну, и хрен с тобой! С тобой, и твоими свиньями.
И раздосадованный Градус вернулся на перрон. На немой вопрос царя он брезгливо махнул рукой.
Глава 10. Долгие встречи – короткие проводы.
1.10.1.
А в это время, Шампиньон, сняв со своих штанов ремень, обратил свой взор на сына:
– Ну, что сынок, пришло время поговорить по душам! Смачно высморкавшись прямо на землю, он продолжил, как ни в чем не бывало:
– У меня для тебя две новости – одна хорошая, а другая не очень… – С какой начать?
– Начни – с хорошей…
– Сейчас я буду делать из тебя человека…
– И это ты считаешь хорошей новостью, усмехнулся его неразумный сынок, – какая же тогда плохая новость?
– Нам обоим будет больно…