Он встал на защиту первоначальных представлений Маркса и Энгельса о государстве. Бухарин пояснял, что необходимо снова повторить эти «старые истины», потому что социал-демократические ревизионисты сознательно замалчивали или обходили их, стремясь к сотрудничеству с буржуазным государством и переустройству его путем реформ. Они изменили неотъемлемому марксистскому положению «государство есть не что иное, как наиболее общая организация господствующих классов, основная функция которой заключается в охранении и расширении эксплуатации классов угнетенных». В противоположность реформистам Маркс считал государство «не вечным явлением», но «исторической категорией», присущей классовому обществу, продуктом классовой борьбы. Бесклассовое коммунистическое общество должно быть, по Марксу, обществом без государства. Между тем, продолжает Бухарин, структура и характер государства отражают изменяющуюся экономическую основу классового общества. Каждая эпоха имеет свою специфическую форму государства: капитализм свободного предпринимательства находит свое выражение в либеральном государстве, не вмешивающемся в экономические отношения; финансовый капитализм (или государственный капитализм) — в «империалистическом государстве» {140}.
Современное государство отличается от предыдущих форм государства своей колоссальной экономической мощью. Повторяя свою теорию возникновения «государственного капиталистического треста», Бухарин, опираясь на факты (Германия во время войны послужила ему главным примером), описывает такое развитие государства, в результате которого оно проникает во все сферы экономической жизни, регулируя и милитаризируя всю экономику. В итоге плюралистический капитализм эпохи laissez-faire, свободного предпринимательства, уступает место форме «коллективного капитализма», где правящая «финансово-капиталистическая олигархия» осуществляет свои хищнические цели непосредственно через государство: «Государственная власть всасывает, таким образом, почти все отрасли производства; она не только охраняет общие условия эксплуатационного процесса; государство все более и более становится непосредственным эксплуататором, который организует и руководит производством как коллективный, собирательный капиталист». Новая система решительно отличается от старой, особенно тем, что устраняет анархию «свободной игры экономических сил». В виде кульминации «огосударствления» государственный капитализм как «законченная формулировка государственного капиталистического треста… устраняет постепенно анархию отдельных частей, народнохозяйственного» механизма, ставя всю экономическую жизнь под железную пяту «милитаристского государства» {141}.
Сосредоточив свое внимание на экономических аспектах «огосударствления», и особенно на слиянии воедино в буржуазном обществе политических и экономических функций, Бухарин в то же время подчеркивает, что государство, как бы охваченное безудержной алчностью, протягивает свои организационные щупальца во все сферы общественной жизни. Разграничение между государством и обществом систематически сводится на нет; «можно даже с известным правом сказать, что нет ни одного уголка общественной жизни, который буржуазия оставила бы совершенно не организованным». Все прочие общественные организации постепенно становятся только «частями гигантского государственного механизма», покуда не останется оно одно, всеядное и всемогущее. Он рисовал кошмарную картину:
Так вырастает законченный тип современного империалистического разбойничьего государства, железная организация, которая охватывает своими цепкими загребистыми лапами живое тело общества. Это — Новый Левиафан, перед которым фантазия Томаса Гоббса кажется детской игрушкой. И пока еще «non est potestas super terrain quae comparetur ei» («нет еще силы на земле, которая бы сравнялась с ним») {142}.
Таким образом, эта концепция национального неокапитализма — государственного капитализма — составляла ядро теории Бухарина об империализме. Государственные капитализмы отдельных стран, эти Левиафаны, руководимые империалистической жаждой большой прибыли, вынуждены бороться не на жизнь, а на смерть друг с другом уже на международной арене. Империализм, в понимании Бухарина, был не чем иным, как выражением «конкуренции государственно-капиталистических трестов», «конкуренции гигантских, сплоченных и организованных экономических тел, обладающих колоссальной боевой способностью в мировом состязании наций» {143}. Отсюда глобальный размах и беспрецедентная жестокость первой (империалистической) мировой войны.