Во-первых, ленинская модель империализма основывалась на понимании национального капитализма, заметно отличавшемся от бухаринского. Хотя Ленин также признавал процесс превращения капитализма свободного предпринимательства в монополистический капитализм, отмечая, что главное в этом процессе — «вытеснение… свободной конкуренции», тем не менее он в значительно меньшей степени был склонен делать вывод, что конкуренция и анархия производства вовсе перестали играть роль в национальном капитализме. Скорее, он доказывал, что монополизация части экономики усиливает «анархию, свойственную капиталистическому производству в целом». Он видел пеструю картину, «черты переходной эпохи» — «смену капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями» — и заключил, что «монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют ее, а существуют над ней и рядом с ней, порождая этим ряд особенно острых и крутых противоречий, трений, конфликтов». По Ленину, мнение, что трестирование может уничтожить внутренние кризисы, есть «сказка буржуазных экономистов». Он поэтому гораздо сильнее, чем Бухарин, подчеркивал разложение и дряхлость неокапитализма, то есть занял позицию, значительно отличавшуюся от предложенной Бухариным концепции государственного капитализма, который был для того синонимом национального капитализма {158}. Нежелание Ленина, как в конечном итоге стал считать Бухарин, понять сущность государственного капитализма послужило причиной долгих разногласий между ними, которые начались в 1917 г. и продолжались в 20-е гг.
Второе существенное отличие касалось роли национализма в эпоху империализма. Аргументация Бухарина в работе «Мировое хозяйство и империализм» не находилась в противоречии с последующим подъемом национально-освободительного движения в колониях, о чем свидетельствует тот факт, что он впоследствии стал принимать это движение в расчет. Но в 1915–1916 гг. он был убежден, что при империализме экономический и политический национализм превращается в анахронизм (отсюда его привычка слово «национальный» заключать в кавычки). Эпоха империалистических войн, по его определению, есть насильственная перекройка «политической карты», ведущая к «краху самостоятельных маленьких государств». В этом отношении позиция Бухарина была сходна с радикальным интернационализмом Розы Люксембург, хотя вообще их теории империализма различались {159}.
То, что Бухарин не рассматривал антиимпериалистический национализм как революционную силу, было наиболее очевидной ошибкой в его первоначальной трактовке империализма: он не предугадал исторического развития в послевоенный период — мощной волны национально-освободительного движения. Ленин же, отчасти оттого, что он гораздо больше интересовался колониальными аспектами империализма, чем новой структурой национального капитализма, сконцентрировал свое внимание на возможности восстаний колониальных народов. В широкой интернационализации капитала он увидел фактор, способствующий крушению империализма, и назвал его законом неравномерности экономического и политического развития капитализма; действием этого закона объяснялись как интенсивная борьба за овладение колониями, так и возрастающее сопротивление колониальных народов {160}. Как он проницательно написал через несколько месяцев после завершения работы «Империализм, как высшая стадия капитализма»:
Но то, что мы… называем «колониальными войнами» — это часто национальные войны или национальные восстания этих угнетенных народов. Одно из самых основных свойств империализма заключается как раз в том, что он ускоряет развитие капитализма в самых отсталых странах и тем самым расширяет и обостряет борьбу против национального угнетения… И отсюда неизбежно следует, что империализм должен в нередких случаях порождать национальные войны {161}.