Давнее восторженное отношение Ленина к возможной роли национализма в колониальных и неколониальных районах отразилось после 1914 г. в его горячей защите лозунга национального самоопределения. Это неизбежно повело к конфликту между ним и Бухариным и другими молодыми большевиками, которые, так же как большинство радикальных марксистов, отвергали апелляцию к национализму как неуместную и немарксистскую. Открытая дискуссия началась в конце 1915 г. и приняла форму борьбы за главенство в журнале «Коммунист».
В первом (и единственном) номере журнала была помещена статья Карла Радека, восточноевропейского социал-демократа, близкого к большевистским эмигрантам. Воззрения Радека по национальному вопросу были подобны взглядам Розы Люксембург, Пятакова и, к тому времени, Бухарина. Ленин протестовал против точки зрения автора статьи и отказался сотрудничать в журнале, требуя его закрытия. Теоретические разногласия немедленно превратились во фракционность. В ноябре ленинский Центральный Комитет (в Швейцарии) лишил стокгольмскую группу — Бухарина, Пятакова и Бош — права автономной связи с Россией. В ответ на это стокгольмская тройка объявила о самороспуске как секция большевистской партии {162}.
В конце ноября тройка послала Центральному Комитету ряд документов по вопросам самоопределения и подвергла Ленина резкой критике. Было прямо заявлено, что этот лозунг «прежде всего утопичен (он не мог быть реализован в рамках капитализма) и вреден, как сеющий иллюзии». Империализм делает исторически возможным скорое наступление международной социалистической революции; подход к общественным проблемам как к национальным, «государственный подход», приводит к подрыву дела революции. Единственная правильная тактика — способствовать «революционному сознанию пролетариата», «непрестанно выводя пролетариат на арену мировой борьбы, постоянно ставя перед ним вопросы мировой политики». Хотя Бухарин и его друзья определенно исключили из своей аргументации «некапиталистические страны или страны с зачаточным развитием капитализма» (колонии, например), в целом они выразили резкое несогласие с тем, что Ленин провозгласил принцип национального самоопределения программным лозунгом {163}.
Продолжавшиеся разногласия приобрели во всех отношениях наибольшую остроту к 1916 г. Молодые большевики были оскорблены резким ответом Ленина на свою критику. Они напоминали ему, что «все крайние левые, которые хорошо разбирались в теории», выступали против лозунга самоопределения: «Неужели они все предатели?» Ленин, с другой стороны, считал их оппозицию в этом единственном спорном вопросе не только теоретическим вздором, но и проявлением политической нелояльности. Их идеи, обвинял он, «ничего общего ни с марксизмом, ни с революционной социал-демократией не имеют», а высказанная ими просьба открыть дискуссию отражает их антипартийную позицию {164}. Хотя Ленин считал Пятакова главным злодеем в споре о самоопределении {165}, его критика Бухарина была в равной степени резкой и бескомпромиссной. Переписка между ними только углубляла пропасть, а усилия других большевиков, направленные на примирение, еще больше раздражали Ленина {166}. Прибегая к несколько сомнительным доводам, он стал доказывать не только то, что отступничество Бухарина началось с Бернской конференции, но и что все более мелкие разногласия, которые возникали после 1912 г., включая дело Малиновского, были одного покроя: «Ник. Ив. занимающийся экономист, и в э_т_о_м мы его всегда поддерживали. Но он (1) доверчив к сплетням и (2) в политике дьявольски неустойчив. Война толкнула его к идеям полуанархическим» {167}.
Трудно понять, почему Ленин решался настолько ухудшить свои отношения с Бухариным, если учесть, что они были согласны по многим важным вопросам. Несомненно, играли определенную роль и неполитические факторы. Хорошо известная раздражительность Ленина была особенно заметной в 1916 г.; он был в «непримиримом настроении». Большевики, непосредственно не вовлеченные в спор, упрекали его в «неуживчивости» и «нетактичности» в этом деле; вероятно, Бухарин выступал не только от своего имени, выражая надежду, что Ленин и Зиновьев не будут вести себя с западными товарищами так же грубо, как с русскими {168}. К тому же Ленин проявлял в все возрастающей степени обидчивость и подозрительность по отношению к своим молодым соратникам, сотрудничавшим с различными небольшевистскими группами. В Скандинавии, например, Бухарин стал активной и популярной фигурой в антивоенном социалистическом движении, которое состояло преимущественно из молодых левых социал-демократов. В дальнейшем, чем более он отдалялся от группировки, близкой к Ленину, тем в большей мере он стал причисляться (во всяком случае, Лениным) к европейским левым, а не к большевикам {169}. Трения между сорокашестилетним вождем и двадцативосьмилетним Бухариным почти всегда были на виду. Ленин в своей лучшей отеческой манере выражал надежду, что ошибки Бухарина и К° объясняются их «молодостью», «лет через 5 авось» они «выправятся». Бухарин, со своей стороны, порицал Ленина за «старомодность»: «Как это? Для XX века „поучительны“ 60-е годы прошлого века?.. По отношению к лозунгу самоопределения… вы стоите на точке зрения „прошлого века“» {170}.