Бухарин, никак не думавший, что его статья может вновь вызвать недовольство Ленина, был крайне раздосадован и уязвлен отказом опубликовать ее. После почти годичной полемики он не был склонен соглашаться с тем, что его мысли о государстве, составлявшие суть его марксизма, еще должны «дозревать». Он защищал свои идеи в серии писем Ленину и Центральному Комитету. Письменные баталии продолжались в сентябре и октябре; как и прежде, каждое новое письмо обостряло и расширяло разногласия {178}. Ленин (вместе с Зиновьевым) обвинял Бухарина в очень большой ошибке: «полуанархизм» игнорирует необходимость послереволюционного государства, диктатуры пролетариата и «ошибочно приписывает социалистам» в качестве цели «взрыв» старого государства {179}. Новая кампания против Бухарина убедила последнего, что недовольство Ленина касается не только вопросов теории. «Ясно, — писал он Зиновьеву, — что вы просто-напросто не хотите иметь меня в числе сотрудников. Не беспокойтесь, назойливым я не буду». Бросив вызов, он начал публично излагать свои взгляды на государство {180}. Окончательный раскол с Лениным и официальным большевистским руководством казался неизбежным.
Между тем в августе 1916 г. Бухарин переехал из Осло в Копенгаген, где снова занялся расследованием подозрений о наличии провокатора. Бухарин оставался здесь до завершения своего расследования (конец сентября), а затем уехал в Америку. Что побудило его к такому решению, не совсем ясно. Возможно, главной причиной отъезда явилось ухудшение его отношений с Лениным, хотя следует принять в расчет и другое: его скитальческий характер и желание вести партийную работу в цитадели современного капитализма. К этому времени их ссора сильно отразилась на большевистской работе в Скандинавии, где «преобладали печаль и подавленность» {181}. В начале октября Бухарин возвратился в Осло, чтобы на пароходе отплыть в Америку.
В этот момент Ленин забеспокоился, не оттолкнул ли он Бухарина безвозвратно. Озабоченный этим, он инструктирует Александра Шляпникова, главного большевистского организатора в Скандинавии: «Напишите откровенно, в каком настроении уезжает Бухарин? будет писать нам или нет? будет исполнять просьбы или нет?» {182}. Внезапное беспокойство Ленина совпало с получением им длинного письма от Бухарина. Это письмо, явившееся своего рода прощальным жестом, снова решительно отвергает ленинские обвинения. Бухарин возмущается извращением и преувеличением их разногласий и защищает свои взгляды на государство как «правильные и марксистские». Затем в примечательном отрывке он показывает, как некоторые социалисты интерпретируют ленинскую кампанию против него: они заявляют, что меня в конце концов вышибут, потому что «ваш Ленин не может терпеть около себя ни одного человека с головой». Бухарин называет такие спекулятивные заявления абсурдными, однако невольно он обнаруживает скрытый источник трений между собой и Лениным, а также свое отношение к подобострастному окружению вождя. Однако он заканчивает письмо трогательной просьбой:
Как бы то ни было, об одном Вас прошу: если будете полемизировать, etc., сохраните такой тон, чтобы не доводить до разрыва. Мне очень было бы тяжело, сверх сил тяжело, если бы совместная работа, хотя бы и в будущем, стала невозможной. К Вам я питаю величайшее уважение, смотрю на Вас как на своего учителя революции и люблю Вас {183}.
Это был убедительный призыв, и Ленин отозвался на него доброжелательно, хотя и в своей особой манере. Он немедленно написал Бухарину «мягкое» письмо, в котором, повторяя свои обвинения и указания на то, что разногласия полностью произошли из-за ошибок Бухарина, тем не менее хвалил его и добавлял: «…Вас мы все высоко ценили всегда…», «От всей души буду рад, если полемика будет только с начавшим ее П. Киевским (Пятаковым) и если с Вами разногласия сгладятся». Со стороны Ленина, по крайней мере в личных отношениях, это была большая уступка. Бухарин именно так и оценил ленинское письмо и перед отплытием послал ему примирительную записку, в которой вновь выражал абсолютную солидарность с Пятаковым, но и глубокое сожаление, что это приводит к конфликту с Лениным. «Будьте счастливы… обнимаю вас всех», — пишет он {184}.