Первая машина, поворчав на месте, тронулась в путь, за ней — остальные. Последняя машина задержалась.
— Валька! Валька! — слышались голоса.
Но Вальки не было.
— Как ты его упустил?
— А что его — связать?
— Вот мальчишка, вот характер! — крикнул водитель последней машины.
— Не потеряется, привезут! — сказал Валькин отец.
А мать всхлипнула:
— Он же маленький. Не можем же мы уехать без него!
И в это время на шоссе появился Валька. Ни отец, ни мать не сказали сыну ни слова. Сын, взобравшись на подножку, уселся на сиденье рядом с отцом, и машина тронулась.
На горных дорогах крутые повороты. Иногда кажется, что машина повернула и едет обратно. Но это только кажется. На самом деле машина взбирается вверх, потом преодолевает перевал и наконец начинает спускаться вниз и едет всё дальше и дальше.
Валька смотрел в окно, мимо неслись каменистые стены гор, поросшие седым молочаем. Вдруг далеко внизу снова появилось море и красное пятнышко на берегу.
Это была крыша дома, в котором Валька прожил с отцом и матерью целый год. Теперь в нём будет жить Маруся.
Вчера она сказала Вальке:
— Мы приехали строить дорогу.
— А мы её уже наполовину построили, — ответил ей Валька.
Отряд, с которым уезжала Валькина семья, шёл по будущей дороге первым. Рабочие взрывали скалы, откатывали камни и прорубали в горах тоннели. За ними пойдут другие рабочие, которые дорогу ровняют и укатывают тяжёлыми катками. Марусин отец у них бригадиром.
Когда море скрылось, отец сказал сыну:
— Не горюй!
Сказать „не горюй!“ легко, но разве можно не горевать, когда там внизу, в бухте Барахте, остался друг. И что с ним, Валька не знает. Может, его друга увёл злой человек, чтобы убить и содрать с него шкуру?
— Ты поищи, — попросил Валька Марусю, когда они прощались.
— Я буду, буду всё время искать, — пообещала она. — И, когда найду, напишу тебе письмо.
Валька ещё раз объяснил Марусе, что Букет лохматый, рыжий и на правом ухе у него чёрная метина.
— Непременно буду искать и найду, — повторила Маруся.
„А вдруг правда найдёт?“ — подумал Валька.
Машина взяла перевал, и снова пошёл снег. Снег летел над горами, опускался к морю и таял.
Цветёт глициния
пела Маруся, и получилась песенка.
А вокруг цвела лиловая и синяя глициния. Она цвела большими гроздьями от макушки дерева до самой земли. Вместе с глицинией цвёл тамариск и ещё сто тысяч разных цветов.
На тёплом берегу весна.
Маруся смела с порога песок, поставила на место щётку и отправилась к морю.
Теперь она видела море каждый день и каждый день не узнавала его. Вчера оно было сердитое, сегодня — ласковое. Вчера оно было тёмное, сегодня — яркое. Вчера волны были выше их дома и не подпускали Марусю к большому камню. А сегодня они лениво подкатывали к берегу и, не успев доползти до камня, уползали обратно. Море будто вздыхало после тяжёлого сна.
На берегу на большом камне сидел незнакомый Марусе человек.
В руках у человека была кисть. А в плоском раскрытом ящике, который лежал у его ног, много всяких красок.
— Что вы делаете? — спросила Маруся.
— Я рисую, — ответил художник, — рисую бухту Барахту.
Маруся подошла ближе и вдруг остановилась. Возле ящика на горячем песке лежала мохнатая, рыжая собака, с черной отметиной на правом ухе.
— Как по-твоему, на что похожа самая большая скала? — спросил художник.
Маруся не ответила. Она не смотрела на скалу, она смотрела на собаку. Вот когда, наконец, она нашла её!
— Букет, Букет! — позвала Маруся.
Но собака даже не подняла головы.
— Почему — букет? — удивился художник. — По-моему, скала похожа на сломанный меч.
— Букет! — уже громко крикнула Маруся.
Собака подняла уши и посмотрела в сторону.
— Что ты увидел, Фома? — спросил художник и взял из ящика на жёсткую кисть зелёную краску.
— Как его зовут? — переспросила Маруся.
— Фома. Это, конечно, не совсем собачье имя.
— А как его звали раньше? — переспросила Маруся строго.
— Его всегда звали Фома, со дня рождения. Он тебе нравится?
Художник тронул нарисованные скалы кистью, и они будто подвинулись ближе. Он глядел то на скалу, то на свою картину.