Пока он нырял у подножия валуна, я подплыл к самому берегу.
Ниже уровня воды — метрах в пяти — виднелась темная ниша. Она тянулась вдоль берега, прерываясь и возобновляясь. Каменный карниз нависал подобно козырьку.
Здесь когда-то было море. С размаху ударяя о скалы, вода выдолбила нишу. Бесконечный и могучий прибой распылил камень, превратил его в песок и щебень. Потом море поднялось, и каменная ниша оказалась на глубине, у дна, где бродят молчаливые рыбы и шевелятся, как тени, колченогие крабы…
На белом песке у подножия ниши лежал обкатанный морем известковый голыш. Правильной формы, как яйцо. Я схватил его и всплыл…
Исцарапанные и грязные, мы поднялись наверх, туда, где стоял автомобиль.
Родольфо стал заводить мотор, а я, присев около колеса, стал ковырять свой голыш отверткой. Камень развалился пополам, и из него выпал кусочек белого, рыхлого металла. Я лизнул его. Кисловатый вкус свинца растекся по языку.
— Смотри, Родольфо, пуля! — закричал я.
Автомобильный мотор уже гудел. Мой товарищ вылез из кабины.
— Пуля, — равнодушно согласился Родольфо.
Я повернулся. Внизу, у моих ног, неподвижно синело море. Круто падали коричневые, в белых потеках скалы. Это было море войн. Сотни лет воды его бороздили вооруженные до зубов парусники. Испанские чиновники везли в трюмах галеасов отнятое у индейцев и переплавленное в слитки серебро. Английские и французские пираты подстерегали отбившиеся от «серебряных» флотилий суда. Североамериканские броненосцы рыскали в поисках противников-южан. Грязные, без роду и племени баркентины крались вдоль берегов, тая в своих трюмах «черное дерево» — рабов, вывезенных из Африки. Совсем недавно к этому берегу шли десантные суда врагов революции.
Пули. Свинцовые пули свистели над этим морем.
КЕМ ТЫ БУДЕШЬ, ПАКО?
Подбирая с трудом слова, я спросил Пако, кем он собирается стать.
Мы сидели на красных клыкастых камнях, подложив под себя ласты, и смотрели, как возвращаются с моря рыбаки.
Паруса, покачиваясь, двигались вдоль рифа.
Пако задумался.
— Врачом или учителем, — сказал он.
— Твой отец врач?
Он покачал головой.
— Механик. Он дает деревне свет. У него в сарае мотор и машина, из которой выходит электричество.
— А почему ты не хочешь стать механиком, как отец?
Пако долго искал ответа.
— У нас в деревне есть еще один механик… — наконец сказал он. — А врача нет. Мы ездим к врачу далеко, вон за тот мыс.
— А учитель?
— Один. Но он старый. Он скоро умрет.
— Ты еще в начальной школе?
— Кончаю. Осенью меня увезут в город. В секундарию…
Секундария — школа второй степени. Я сказал:
— Ладно, как учит учитель, ты знаешь. А вот врач. Как он живет? Трудно ему или легко — что ты можешь сказать?
— Он лечит. Потому что люди болеют и их надо лечить.
Коричневые паруса обогнули риф и направились к деревне. Они шли теперь прямо на нас. Ветер дул им в борт, и лодки сильно кренились.
— А рыбаком ты не хочешь стать?
Пако покачал головой.
— Нет. В прошлом году у нас утонули двое. Они пошли в хорошую погоду, а потом разыгрался ветер. Из города приходил моторный катер. Он ничего не нашел.
— Но ты же храбрый.
— Ну и что ж? Рыбаков много.
Первая лодка достигла берега. Не доходя метров десять, она уронила парус, нос лодки приподнялся и со скрипом вылез на песок. За ней косяком подошли другие.
— Эй, Пако! — крикнули с первой лодки. — Сбегай к председателю, скажи: у нас много рыбы. Нужна машина — в город везти.
Пако вскочил, поднял ласты и трусцой побежал к домам. Перебегая дорогу, он остановился и, приложив руку дощечкой ко лбу, посмотрел вдаль. Вдоль берега по дороге, приближаясь к деревне, катилась белая точка.
ВТОРАЯ ВСТРЕЧА
Точка росла, приближалась и наконец превратилась в белый автомобиль.
Я ахнул: это был тот самый лимузин, который повстречался нам около старой крепости.
Машина, скрипнув тормозами, качнулась и стала. Из нее выскочил переводчик.
— Привет! — сказал я. — Какими судьбами?
Парень сначала обрадовался мне, потом махнул рукой.
— Ездим, — мрачно сказал он. — Вторую неделю ездим. Из машины не выходим.
Он вздохнул.
— Турист все молчит?
— Молчит.
В автомобиле опустилось боковое стекло и показалась красная физиономия с сигарой. Толстяк повертел головой, поднял было фотоаппарат, опустил его и исчез.