Я кивнул.
— Трагическое время, — сказал я. — Большие приобретения и большие потери всегда рядом.
— На днях приезжает из Владивостока Белов, — сказал Аркадий. — У него в Ленинграде недельные сборы. Что-то по безопасности кораблевождения. Думаю, на этот раз он расскажет нам все.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ,
последняя
Мы сидели втроем в узкой комнате Аркадия, зажатые между отвесными стенами из книг. Нетерпеливое ожидание, как вода, наполняло комнату.
И Белов начал рассказ. Из его косноязычных объяснений и односложных ответов я постарался извлечь нить, которой придерживался наш друг, размышляя о деле «Минина».
Из материалов расследования 1925 года он выделил для себя два обстоятельства.
Во-первых, пенал представлял для кого-то из пассажиров «Минина» особую ценность. Таким человеком мог быть директор музея Соболевский. Пенал пытались спасти, вывезти с гибнущего парохода любой ценой.
Во-вторых, когда это не удалось, пенал был унесен с палубы, очевидно, в ту самую каюту, где он хранился на протяжении всего плавания.
Далее появилось письмо и стало известным, что каюта, откуда слышались голоса и выстрелы, находилась на левом борту, ниже шлюпбалки.
Оставалось сделать последний шаг — узнать, где точно находилась каюта. И тогда в голову Белова пришла простая мысль — найти подобную каюту на «Аяне». К счастью, это сделать было несложно. Белов вторично посещает «Аян». Обнаружить каюту, расположенную как раз под шлюпбалкой в средней части судна, было нетрудно. И вот тогда, стоя в ней, Белов задает себе вопрос: куда мог положить пенал его владелец? Конечно, на старое место, спрятать его туда, где пенал хранился во время плавания. Подходящих мест оказалось всего два: металлический шкаф для одежды и рундук, служащий основанием для койки. Однако в шкафу пенал мог только стоять и во время качки сломать дверцу и вывалиться. Прятать его под койкой во всех отношениях удобнее.
Так родилась телеграмма…
— Конечно, это все были мои предположения — каюта, койка… Пенала там могло и не оказаться. Но чем больше я думал, ставя себя на место похитителя, тем крепче становилась моя уверенность: ценную вещь, которую я вынужден оставить на судне, я могу отнести только назад в свою каюту и спрятать снова только на старом месте… Вот почему я написал: «Если будете взрывать…»
— Поразительно, — сказал Аркадий. — Так просто… Знаете, тогда, во Владивостоке, я ошибся в вас. Вы мне показались… Как бы это сказать… Проще. Кстати, как здоровье ваших детей?
— Мои дети?.. Спасибо, все здоровы.
Чтобы не расхохотаться, я впился себе ногтями в ладонь.
— А чем закончилось дело о столкновении «Занаи» и «Тиса»?
Белов пожевал губами.
— Капитана «Занаи» оправдали, — нехотя сказал он. — Мне удалось восстановить прокладку. «Тис» действительно шел в стороне. Если бы он не произвел поворот, суда бы спокойно разошлись.
— Как это удалось доказать?
— Вы сами назвали тогда способ. В районе столкновения действительно было еще несколько судов. Я собрал их журналы и нанес на карту все, что обнаруживали их радиолокационные станции. Среди отметок нашлись и места «Занаи» и «Тиса».
— Сколько времени вы потратили на это?
— Какая разница? Два месяца.
— А могли ничего и не найти.
— Я нашел, — сухо сказал Белов. — Это моя работа.
— А как же аккуратный журнал «Тиса»?
— Он был заполнен после аварии. Капитан признал это на суде…
Мы помолчали.
— Аркадий, — спросил я, — что дальше? Ну, ты напишешь статью, кабинетные ученые, такие, как ты, узнают, что существуют еще листки из лагбука подштурмана Ивана Федорова и что разгадана тайна первых русских поселений. А Соболевский, его доброе имя? Разве мы теперь не его должники? А бессонные ночи на Изменном и белое галечное дно, по которому ходят, пританцовывая, осьминоги, — неужели это останется только в наших разговорах?
Я не упомянул имя Белова. Этот удивительный человек сидел наискосок от меня и задумчиво рассматривал бесценные книжные сокровища Аркадия. Неужели и его невероятная память и преданность поиску чужих ошибок в выполнении «Правил предупреждения морских аварий» канут в Лету?
Аркадий пожал плечами:
— Не знаю.