Они появились вместе, попеременно обгоняя друг друга. Один повалился на бок — из-под воды сверкнуло белое брюхо. Круги, которые описывали звери, становились все уже, скорость увеличивалась. Казалось, они играют в какую-то непонятную мне игру: старались соприкоснуться мордами или потереться боками. Вот один круто взял вверх — выбросился в воздух — грохот, столб брызг! Второй взметнулся и рухнул следом…
Ничего не понимая, восхищенный, я смотрел на них. Киты образовали черно-белое сверкающее колесо. Казалось, невидимый поток подхватил двух гигантов и носит их, как листья. Наконец кольцо разорвалось, сверкнули два белых длинных пятна. Выставив из воды боковые изогнутые плавники, животные припали на мгновение друг к другу и вдруг неожиданно скрылись под водой.
Только спустя много лет я понял, свидетелем какого редчайшего зрелища был: игра влюбленных китов, ритуал, который не могут наблюдать преследующие зверей китобои, который никогда не видят моряки, сотрясающие воду машинами…
Приготовление к путешествию.
Я достаю из холодильника красные картонные блоки с цветной фотопленкой и начинаю проверять камеру. Черная матовая шторка мечется взад-вперед, то открывая, то пряча стеклянный глаз объектива.
Потом укладываю теплое белье, легководолазный костюм.
Я собираюсь вернуться в места, оценить и полюбить которые когда-то не смог. Моя память о них преступно пуста…
Память. Разве не она основание, на котором стоит человек как личность, как гражданин, наконец, как житель планеты?..
В большом городе в круговерти и сутолоке забываешь: этой дорогой проезжал Пушкин, ключ в двери этого дома поворачивал Репин, вон за тем зарешеченным окошком прятал в дворцовом подвале динамит Степан Халтурин.
На заброшенном в океане острове Беринга — следы замытых дождями и временем могил. Наткнувшись на них, застываешь пораженный: там, где и сейчас буруны, судно командора село на риф, здесь, в устье речушки, пристали его шлюпки с командой. Повыше, на взлобке, была землянка, в которой умер он сам.
А что за радость, коротая на полуострове Канин бесконечный полярный день с охотниками-поморами, вдруг приметить в их поведении, занятиях, обычаях черты жизни, которую вели на полярных островах их предки.
Спросишь:
— Откуда это? Кто научил?
— Никто, всегда так делали…
Всегда. Вот это и есть Память.
БУХТА КОМАНДОРА
Я засиделся у Никанорова — сотрудника районной газеты «Алеутская звезда». Часы показывали полночь, в желтом небе за окном плавали розовые перья облаков.
Комната была завалена находками. Окатанные морем пестрые камни. Оленьи рога. На полках стояли бутылки. Прямоугольные и круглые, с затейливыми металлическими пробками, с литьем на выпуклых прозрачных боках, они были принесены течением от берегов Японии и Филиппин. Отражаясь в стеклянных бутылочных гранях, белела кость — длинная челюсть с пеньками выкрошенных зубов.
— Что это? — спросил я.
Хозяин снял ее с полки.
— Нижняя челюсть стеллеровой морской коровы, — с притворным равнодушием сказал он.
Воцарилось молчание.
«Во всем мире всего два-три скелета этого легендарного животного, а тут — рядом с бутылкой из-под джина…»
— Откуда она у вас?
— Нашел. У мыса Монати. Южнее бухты Командора.
Я бережно принял драгоценную реликвию. Промытая океанской водой и высушенная ветром, она еще сохраняла увесистость камня.
Мы поговорили о Беринге, имя его носил остров, и я ушел.
Несостоявшаяся ночь уже переходила в день. Алые краски вечера мешались с утренней зарей. На севере над вершинами плоских сопок, не поднимаясь, катилось солнце. Оно катилось, едва светя сквозь дымку тумана.
Я перебирал в памяти прочитанное когда-то.
«…Хриплый лай песцов доносился до холодной землянки, куда матросы положили больного командора. Землянкой служила яма, выкопанная в песке и прикрытая сверху куском паруса. Беринг лежал, до половины засыпанный песком.
Край паруса зашевелился, блеснули красные огоньки глаз. Песец отвел носом брезент, покосился воспаленным глазом на человека, соскользнул в яму. Зверь был облезл и худ, под грязным клочковатым мехом обозначились ребра. Он присел на задние лапы, обнюхал торчавшие из песка сапоги, покатал лапой рассыпанный голубой бисер — товар для мены с туземцами — и стал грызть голенища. Человек безразлично посмотрел на него и не пошевелился.