Каждый раз, услышав уже до боли знакомый голос, у Нолана все закипало в груди. Он знал оратора, чье лицо красовалось на экране и чьи красноречивые марионеточные выступления были ничем иным, как пусканием пыли в глаза и наглой ложью. Человека с экрана звали Брин. Доктор Уоллес Брин, если уж быть точным. Некогда руководитель одного из научно-исследовательских центров, объявивший капитуляцию Земли и ставший проводником воли оккупационной власти Альянса.
— … не все переживут происходящие сегодня перемены, — продолжал Брин скорбным голосом, — но, к сожалению, это та цена, которую мы вынуждены платить за наше будущее, друзья мои.
«Цена?! — разрасталось негодование внутри Нолана. — Сотни миллионов утраченных жизней, миллиарды загубленных судеб, отсутствие прав и свобод, подавление личности, брошенные города, уничтожаемая природа, невозбранно изымаемые ресурсы и толпы кишащих тварей повсюду! Это твоя цена? А поле подавления, из-за которого вот уже двадцать лет не рождается ни один ребенок?! Неужели ты сам в это веришь?».
Нолан осмотрелся вокруг: от площади несколькими лучами в разные стороны отходили переулки, но большинство из них было перекрыто — проходы преграждались либо массивными стальными воротами, либо силовыми энергетическими полями, миновать которые можно только имея специальный пропуск-маячок.
У входов в переулки дежурили патрульные Гражданской обороны — метрокопы. Выделить их в толпе было не сложно: черно-зеленая униформа, кожаные армейские сапоги, легкий бронежилет и шлем-респиратор, полностью закрывающий лицо и делающий патрульных похожими один на другого как две капли воды.
Разумеется, метрокопы были вооружены. А то вдруг кому-то не понравится идея насчет этих самых «небывалых перспектив», и что тогда? На поясном ремне каждого бойца висела кобура с девятимиллиметровым «Хеклер и Кох» USP Match и несколько подсумков с запасными магазинами. В руках обычно покоилась неизменная электродубинка — тоже весьма неплохое средство для идеологических дискуссий. В совокупности с системой локальной радиосвязи для координации действий патрульные обладали достаточно весомыми аргументами в любом споре с горожанами.
Сотрудники ГО номинально следили за правопорядком, но на самом деле предназначались для других целей: держать под контролем граждан, подавлять бунты, выискивать и наказывать несогласных, проводить задержания. Полный набор обязанностей и должностных инструкций, достаточный для ненависти со стороны жителей любого из уцелевших городов. «Служить и защищать» — это не о метрокопах.
И что самое интересное, в Гражданской обороне служили обычные люди, перешедшие на вражескую сторону ради лучшей жизни. И если солдат регулярных войск Альянса, которые также были людьми, подвергали различным биологическим и психическим модификациям, включая тотальное промывание мозгов, то ГО-шники шли на службу добровольно без всякого последующего вмешательства в психику. Действия метрокопов всячески поощрялись Альянсом, предлагавшим коллаборационистам лучшее жилье, усиленное питание и прочие материальные стимулы. А для обычных жителей образ ГО-шника стал символов предательства и объектом ненависти, что, впрочем, никак не сказывалось на совести метрокопов.
Сама площадь скорее напоминала тюремный двор, в который на свежий воздух периодически выводили заключенных. А лица многих были… нет, не полны отчаяния. Они были такими, как будто люди уже смерились с худшей участью и теперь просто доживали дни. Ждали конца. И если многие зеки в прошлые времена могли выйти на свободу по завершению срока заключения — они даже знали когда это случится — то здесь никто не смел предполагать, что произойдет завтра. А наблюдаемая тенденция отметала всякие мысли строить планы на будущее.
Конечно же, встречались и те, кто еще надеялся, кто еще ждал, попадались и те, кто просто привык к новым реалиям и пытался выжить, но в целом все выглядело, как огромная колония сверхстрогого режима, обернутая в лживые до безобразия декорации «нового общества, стоящего на пороге небывалых возможностей». С соответствующей атмосферой и мерами наказания.
Нолан покинул площадь, войдя в один из свободных переулков. Найти распределительный центр, где выдавались пищевые рационы и решались прочие бытовые вопросы, было не сложно. От того места, где находился Макбрайд следовало все время держать курс на огромный шпиль, уходящий в небо на сотни метров. Это была башня Цитадели — оплот местной оккупационной администрации, неприступная крепость, венец технологического прогресса, своим величием как бы указывающий на ничтожность порабощенного человечества. Поговаривали, что аналоги Цитадели разбросаны в разных городах по всему миру, и здешняя была не самой большой из них. Во всяком случае, штаб-квартира Альянса точно располагалась не в Сити 14.