Эта же бойкая девица вознамерилась однажды совершить кругосветное путешествие и побить рекорд Филеаса Фогга, героя романа Жюля Верна «Вокруг света за восемьдесят дней». Спонсировал вояж сам бог журналистики, родоначальник жанра «жёлтой прессы» – венгр Джозеф Пулитцер, в газете которого Нелли работала. Поездка Нелли Бэй удалась во славу. Она обогнула земной шар за семьдесят два дня обычными пассажирскими средствами: через Нью-Йорк, Лондон, Париж, Сингапур, Гонконг и Сан-Франциско. Жюль Верн был в восторге. Отправил поздравительную телеграмму. Продажи романа подскочили в разы!
Теперь здесь на острове остались только руины старого госпиталя и тюрьмы, ставшие паломническими для многочисленных сталкеров. Ночью развалины мистически подсвечиваются прожекторами.
Поднявшись по западной кромке Квинса до парка Астория, я нашёл въезд на следующий мост и, чувствуя, как наливаются свинцом икры, стал взбираться на высоченный километровый Трайборо-бридж.
Высокое солнце стало напекать голову. Майка намокла. Добравшись до середины моста, я бросил велосипед и, тяжело дыша, сел на приступок. Было легче прыгнуть вниз, чем заставить себя ехать дальше. Впереди до горизонта простирался мрачноватый Бронкс.
Глава 9. Нью-Йорк. Бронкс
Въезд в Южный Бронкс с востока открывает вид на ржавые промзоны. Ангары и трубы. Цилиндры газохранилищ. Заборы и колючка. Царство отчуждённого мира. Утилитарная действительность, один взгляд на которую вгоняет в тоскливую депрессию. Живому тут не место. За сетчатым высоченным забором под кранами на плацу снуёт юркий погрузчик. Тяжёлые металлические звуки пронзают округу. Гудок нервирует птиц, стая в небе внезапно меняет направление, отшатнувшись. Железо вопит и стонет под ножом циркулярной пилы, летят снопы искр. Ворота всасывают протяжённый товарняк вагон за вагоном. Бездонная утроба переварит всё и не поперхнётся. Заслоняя горизонт, торчат рядком грязноватые краснокирпичные высотки с чёрными лестницами на облупленных боках. Тягучие машинные запахи воспаряют над маслянистыми лужами. Закатное солнце поблёскивает в мутноватых радужных разводах. Бронкс!
Я скатился с моста под эстакаду, въехал в квартал и через пару улиц въехал передним колесом в бурный селевой поток. Велосипед повело. Неудержавшись, я оторвал ступню от педали и, завалившись набок, погрузил ногу в грязную лужу по щиколотку. Уличный мусор, несомый с пригорка пенным прибоем, образовал вокруг утонувшего кроссовка водоворотики. Я сощурился, но солнце, бьющее сквозь листву, слепило, и ничего толком невозможно было разглядеть. На вершине небольшого холма виднелись силуэты и несколько машин. Одна из них вроде перегородила проезд. Слив песок и жижу из кроссовка, я повёл велосипед вдоль тротуара по улице вверх.
Через пару десятков метров взору открылась картина произошедшего. Старый латаный Шеви, въехав на тротуар, воткнулся в пожарный гидрант, из которого бурно хлестало. Рядом с гидрантом на бордюре, бросив голову меж рук, обречённо сидел бедолага в рваной линялой бейсболке. Вокруг припарковалась пара полицейских машин, собрались зеваки. Возле копов, неприязненно поглядывая на беднягу, выставив вперёд ногу, возвышалась грудастая блондинка с огромным задом. «Господи, боже!» – повторяла она. Офицер ставил стойки и протягивал жёлтую полосатую ленту, огораживая место происшествия.
Тип в бейсболке поднял голову и оглядел толпу:
– Всё… пиздец! – в отчаянье пробормотал он, еле шевеля языком, и снова бросил голову меж коленей.
Стало ясно, что он мертвецки пьян.
– Ремонтная бригада будет с минуты на минуту, мэм, – успокоил блондинку старший по званию.
– Господи. Да что же это такое! – нервно взывала она.
Вот так история! Я присмотрелся к чуваку. Такие вещи всегда волнуют. Вот сидит он здесь на улице под дубками, дышит вольным воздухом, а ведь через несколько минут его жизнь изменится коренным образом. Нацепят браслеты, отвезут в участок, откатают пальчики, наденут рыжую робу, скуют ноги и поведут шажками в зал судебных заседаний. Суд будет быстрым. Кто бы сомневался. Езда в пьяном виде, авария, порча имущества… Свободу ему теперь доведётся увидеть нескоро. Впаяют по полной! Но… как же христианское милосердие? Вроде никого не зацепил. Прислонив велосипед к дереву, я присел рядом. Хоть кто-то должен выразить сочувствие бедняге под взорами осуждающей толпы. С каждым дерьмо случается. Я оглядел его согбенную спину. Осторожно положил на неё руку, и разок осторожно хлопнул, слегка погладив. Он тяжело поднял голову и посмотрел на меня: