Город здесь основали ещё испанцы, но потом захватили французы. При Наполеоне в дельте реки проживало уже порядка десяти тысяч. Уже тогда из них половину составляли африканские невольники. Очень скоро город стали называть Парижем Нового Света.
Орлеан стал воротами Среднего Запада, принимая грузы и отправляя их вверх по Миссисипи. У причалов выросли колёсные пароходы. К портам со всей страны потянулись железные дороги. Тёплый климат. Плодородные земли. Сразу прилипло прозвище: «Беззаботный городок». Публика с удовольствием предавалась здесь танцам и развлечениям. Перед началом Великого поста по улицам стали ходить ряженные, провожая последний день, когда ещё можно было лопать вволю на Марди Гра – «Жирный вторник», карнавал, аналог Масленицы.
В начале двадцатого столетия здесь в бедняцких кварталах родился чёрный паренёк. С детства он работал, развозил уголь и продавал газеты. Мать одна без отца не справлялась. Его приютила еврейская семья. Он частенько оставался у них ночевать. Мисс Карнофски, добрая иммигрантка из Литвы, пела ему еврейские и русские колыбельные. Она же, заметив в парне музыкальный талант, дала ему денег на покупку первой трубы. Он начал выступать с друзьями на улицах, играл на барабанах, пел. И загремел в тюрьму, за то, что украл у полицейского пистолет и палил в воздух. В тюряге его тут же записали в местный оркестрик. Освободившись, он стал играть в профессиональных ансамблях и начал самостоятельную карьеру, записав множество легендарных произведений. Теперь в этом городе международный аэропорт носит его имя – Аэропорт Луи Армстронга.
Всё началось с кекуока. Кейк-уолк – лепёшка за походку. Рабы развлекали себя на плантациях, соревнуясь в вертлявой походке с ведром на голове. В качестве приза полагалась кукурузная лепёшка. Со временем это превратилось в смешной танец. Чернокожие пародировали своих хозяев на танцплощадках, дёргаясь в нелепых движениях. Хозяева новый танец оценили по достоинству, показав его на выставке в Париже.
Европу тут же захватила модная волна. Дамы и кавалеры глупо дёргались под музыку в кафешантанах и дансингах Старого Света. Возникли танцевальные кружки, где кекуоку обучали молодых повес. Танец шествовал по континентам, порождая новые стили: регтайм, фокстрот, свинг и чарльстон. Из кекуока музыкальные фигуры заимствовали Дебюсси и Стравинский. А Новый Орлеан всё бурлил новыми идеями. Джазовые оркестры стали популярны на прогулочных теплоходиках, ходивших в уикенды по Миссисипи. В одном из таких оркестров Армстронг встретился со своей будущей женой, первой джазовой пианисткой Лил Хардин.
Росли, как на дрожжах, новые биг-бэнды. Зазвучали новые имена: Бенни Гудмен, Гленн Миллер, Дюк Эллингтон, Каунт Бэйси.
Модная музыка хлынула в Нью-Йорк, захватывая лучшие площадки. Трещали от наплыва посетителей Коттон-Клаб и Карнеги-Холл. А промоутеры вытаскивали всё новые и новые таланты, блестящих фронтмэнов: Лестера Янга, Нат Кинг Кола, Коулмена Хоукинса.
Возможно, музыканты, штурмовавшие Нью-Йорк, и дали ему это прозвище – «Большое Яблоко». Говорят, у них в ходу была поговорочка: «На дереве успеха куча яблок, но если тебе удалось завоевать Нью-Йорк – ты сорвал самое большое!».
Яблоки сыпались, как из рога изобилия. Появились фронтирующие молодчики, двигающие вальяжный бибоп в противовес мейнстриму. Майлз Дейвис изобретал кул-джаз. На джазовых сценах эпатировали клубную публику Чарли Паркер и Диззи Гиллеспи. Экстравагантные костюмы и нелепые шляпы сопровождали ночные джем-сейшены. На одной из вечеринок танцор упал на трубу Гиллеспи и погнул её. Диззи понравилось, как труба стала звучать, и, с тех пор, он играл только на ней, раздувая, словно меха, свои шарообразные щёки.
Город-легенда приближался. Ведущий на радио зачитал музыкальные новости и врубил Колтрейна. Съезжая с моста, я предвкушал особую ночь.
Глава 19. Новый Орлеан. Рю-Бурбон
Въехав в город, я стал нарезать круги вдоль каналов, разглядывая толпы туристов.
Запарковавшись у тротура в центре, вышел и наткнулся на чернокожего паренька с саксофоном возле раскрытого кофра. Он выдавал что-то, видимо, очень своё с местным неповторимым колоритом. Музон был, что надо.
Я кинул купюру и, достав клочок бумажки, показал ему обрывок адреса.
– Третья улица на заливе? – он просиял. – Есть такая! Там большой дом, народ тусуется из художественного колледжа всё время. Они сегодня устраивают вечеринку во Французском квартале. Я буду там играть. Можешь заехать к ним. Скажи, что хочешь посмотреть сакс. Мой старый саксофон у них валяется. Позвоню им, чтоб они взяли тебя с собой. Ты сам откуда? Посмотришь, как у нас всё тут устроено, – он улыбнулся. – Меня зовут Ральф. Увидимся!