Переходя от тусовки к тусовке, я каждый раз опрокидывал стопарик, пока, наконец, не нашёл Тома и свою компанию.
Ульрих сидел со стеклянными глазами возле початой бутылки финской водки. Или это был Ларс? Милена танцевала у сцены.
На сцене чувак с козлиной бородкой протяжно дул в рыжий тромбон. Ему вторили кларнет и труба. Лысый на ударных пинал колотушкой бас-бочку, мягко оглаживая щёточками малый барабан. На клавишах кучерявый тип в берете, мелькая костяшками, бегал по всем октавам, пульсируя резвыми триолями. Пилила скрипка. Я увидел Ральфа с альт-саксофоном и помахал.
Толпа у сцены ревела от восторга. Веселье было в разгаре.
На столе был полный порядок в смысле выпивки: бурбон, виски, калифорнийское, бургундское. Кто-то притащил эльзасский рислинг и гавайский ром. В больших тазах пучеглазились гигантские красные луизианские раки.
Я присел на скамью и махнул с Ларсом водки. Или это был Ульрих?
Протянув руку, я подобрал с тарелки китайскую печеньку и развернул, разломив: «Слушайте каждого. Идеи приходят отовсюду!».
Какой-то чувак слева тут же сел мне на уши. Это был однокурсник Милены из Будапешта.
– Америка выжимает каждого досуха! – перекрикивал он музыку. – Если у тебя дом и машина – будь уверен: у твоего соседа дом будет выше, а машин будет две. Ты всегда имеешь меньше, чем кто-то. Постоянное чувство вины, что мог бы иметь больше. Соседи – вот самая мощная мотивация в этой стране!
Я кивнул и пьяно повернулся вправо. Там сидел окосевший Том.
– Мы все живем в горящем доме, – философски заметил он. – Пожарные не помогут. И нет никакого запасного выхода. Нам остается лишь наблюдать из окна второго этажа, как горит первый. Не я сказал! – он скромно поднял руки. – Теннесси Уильямс. Жизнь – это пожар. Её нужно прожить с достоинством!
– Знаешь, как умереть с достоинством? – сквозь шум прокричал Пол, сидевший напротив. – Сожми в руках достоинство и помирай спокойно! А-ха-ха!
– Месье, же ву при, водкю! – закричал вдруг непьющий Патрик.
Ларс и Ульрих налили всем водки, и мы вздрогнули. Хорошо пить со шведами. Мне уже было всё равно, кто из них кто. Рядом с Полом приземлилась круглолицая девица. Она беспрестанно хохотала, постоянно повторяя: «О, мой бог!».
Печальной поступью стал прокрадываться контрабас. Саксофон залился трелями, вибрируя нежным тремоло на верхней «фа». Латунь бликовала в лучах софитов. К микрофону вышел чёрный толстяк. Над головами разлился хриплый блюз. Пары слились в медленном танце. Через пять минут всё вновь взорвалось в бешеном ритме, в движении, в пульсирующих тактах. Всё забурлило и зашлось, зашаталось.
В углу завязалась какая-то потасовка. Всё поплыло у меня перед глазами.
– Ещё по рюмочке! – раздался над ухом оглушительный крик.
Истошно хрипели колонки. Я с трудом оторвал от стола голову.
Она трещала, словно лежала всё это время под прессом.
Покачиваясь на скамье и сощуриваясь, я старался сфокусироваться. В тумане световых пятен маячили фигуры, гремела музыка, какой-то мужик орал мне в ухо.
Вокруг царил жуткий бедлам. Звенели бутылки. Бурлила шумная потасовка в углу. Напротив меня истерически хохотала круглолицая девица. На сцене лупили барабаны. Били по ушам тарелки. Писклявый кларнет выпиливал соло. Разнузданно и громогласно рубил раздолбайский джаз.
Я отрубился, должно быть, всего на пять минут. И если пять минут назад я был просто пьян в стельку, то теперь сознание уже придавил тяжёлый бодун. Лобные доли болезненно вибрировали. Сухой рот слипся. Разжав губы, я вдохнул кислые запахи пивных испарений. Снял с коленки лист салата, покрытый желтоватыми пятнами майонеза. И, пошатываясь, вышел на воздух.
Неоновые огни над дверьми баров бросали отблески на тёмные стёкла. Компания тащила пьяного. Вдалеке мелькала полицейская мигалка. Начал моросить слабый дождь. В небе сквозь туман просвечивала мутная Луна. На горизонте меж домов уже занялась заря. Я смахнул с лица капли и побрёл по улице вниз.
Глава 20. Новый Орлеан – Хьюстон
Блестящий купол крытого стадиона освещало полуденное солнце.
Над ним в чистом небе резвилась стайка птиц.
Я поднял объектив, чтобы сделать пару снимков, и кто-то хрипло сказал:
– Эй!
Я повернул голову, но никого не увидел.
– Эй, мистер!
Я повернулся в другую сторону.
Возле мусорного контейнера из картонной коробки скалился жёлтым ртом лохматый бродяга. Я не заметил его, когда парковался.
– Сигаретки не найдётся?
Он потёр пальцами грудь.
– А ведь там, где вы стоите, плавали лодки. Вы ведь здесь за этим, верно?