Пологий склон Черной сопки, начинающийся сразу за караульным постом, кажется в темноте обрывистым. Громко кричат лягушки внизу у ручья. Смутно белеет дорога. Безмолвно стоят ряды палаток. Третий час ночи. Все спит. Только в штабе у оперативного светится окошко.
Часовой поправил сумку с противогазом, посмотрел на дорогу и перевел взгляд налево, туда, где в ночном небе едва приметно выделялась вершина Черной сопки. Небо над сопкой как будто порозовело. «С чего бы это? Луна? Луна, правда, восходит поздно». Часовой смотрел, машинально поглаживая ремень винтовки.
Сопка все отчетливее выступала и как бы приближалась на фоне медленно розовеющего неба. Казалось, кто-то разжигал позади нее огромный костер. Уже хорошо видна была голая вершина сопки и отвесная скала, издали похожая на человеческую голову. Вдруг далекий отблеск на мгновение вспыхнул в небе и погас. И тотчас тишину ночи разорвал выстрел, гулким эхом прокатился между сопок — бах-ах-ах-ах!
Будто в ответ ему, с северного берега бухты тоже прогремел выстрел. Должно быть, и там увидели зловещий отблеск в небе?
Тайга горит!
Колокол бьет тревогу. Из палаток выбегают матросы. Офицеры на ходу пристегивают оружие и отдают приказания. Оперативный дежурный спешно связывается по рации со штабом района. Телефонная связь с районом была позавчера восстановлена, но почему-то вновь бездействует. Может быть, где-то в тайге упал, обрывая провода, объятый пламенем телефонный столб?
Капитан Пильчевский, заспанный, с измятым лицом (он впервые за всю неделю решил нынче как следует отоспаться и даже лег спозаранку), приказывает раздать все имеющиеся в наличии топоры, заступы, лопаты и связаться с лагерем строителей: пусть немедля шлют сюда людей с инструментом!
Лагерь строителей расположен за пределами укреплений. Но из окна штаба все же можно разглядеть, как суматошатся там люди.
— Наведите у них порядок! — приказывает капитан и выходит из штаба.
На укреплениях все идет согласно боевому расписанию. Каждый знает свое дело и место. Отряды матросов бегом взбираются по склону Черной сопки и занимают указанный им рубеж. Раздаются удары топоров по деревьям. Здесь сооружают завалы и роют ров.
Багровое зарево встает над тайгой в полнеба. Отдаленный свист пламени и грохот доносятся из-за сопок. Потом воздух, втягиваемый словно в гигантскую воронку могучим дыханием пожара, проносится над бухтой. Он сгибает деревья, вырывает кусты, образует завихрения, в которых бешено кружатся ветки и листья.
На погранзаставе, которой командует лейтенант Бурков, бойцы подняты по тревоге. Они делают то же, что и матросы в бухте: роют ров, рубят деревья, чтобы преградить дорогу огню, если он повернет в эту сторону. Пока на заставе видно лишь далекое зарево в небе.
Бурков звонит по телефону в штаб укреппоста и спрашивает капитана Пильчевского. Из штаба отвечают, что капитан руководит спасательными работами возле Черной сопки.
— Отряд Синицына вернулся? — спрашивает Бурков.
— Нет, — отвечают ему. — Ни Синицына, ни Евтушенко.
— Евтушенко у меня, — говорит Бурков. — Прибыл вечером и заночевал на заставе. А Синицына надо выручать!
Он вешает телефонную трубку и разглаживает свои длинные усы: «Выручать… но как? Где их искать в горящей тайге? Хорошо еще, что с ними Тимчук. Он малый не промах!»
В это время по дороге в бухту уже мчатся грузовики с рабочими. Матросы выкатывают брандспойты и мокрыми брезентами укрывают огнеопасные объекты. А в белом домике штаба, освещенном отблесками пожара, оперативный передает приказания на все посты наблюдения и, улучив минуту, опять свирепо крутит ручку телефона, пытаясь связаться с районом.
Высокий огненный вал идет еще где-то далеко в тайге, сокрушая вековые кедры, ильмы, исполинские тополи, сметая кустарники, поднимая горячий пар над таежными ручьями. Гул, грохот, свист, удары, похожие на раскаты грома, черные клубы дыма под самое небо…
Охваченные огнем вершины деревьев надламываются и с треском падают, разбрасывая снопы искр. Восходящие потоки воздуха раздувают пламя, как факел. Они поднимают горящие ветви, листья и швыряют туда, куда еще не достиг пожар. И вот сразу в нескольких местах загораются сухие, узловатые стволы орешника, гибкие лозы таволожника скручиваются в рогульки, поблекшие стебли полыни вспыхивают мгновенно и ярко.
Огненный шнур опоясывает голую вершину Черной сопки. Искры, шипя и жужжа, как шмели, кружатся в воздухе. Сумрачно выступает из мрака одноглазая фанза.
Все ближе огонь, все громче, оглушительнее грохот и треск. Делается жарко и светло, как днем. Дышать трудно. Пылающие головни пролетают низко над головой. Но люди продолжают работать. Они уже встречались с туманами, бурями, ливнями — со всеми стихиями, кроме огня. Теперь они встретились с огнем.