Мало сказать, перестирали белье, - а кто Марка вылечил?
Не однажды Марко ночевал прямо на снегу... Привык, усвоил медвежью хватку. Частенько ходил в разведку, ползком в мокряди пробирался в стан врага, лежал в болотах, на талом снегу. Где-нибудь в лесной чащобе вытопчет себе логово, прикроет хворостом, автомат под голову, - засыпал...
Как-то брел селом, промерз насквозь, навстречу молодица с коромыслом, поставила ведра, сняла с головы платок, повязала Марку на шею. И как осмелилась, долго ли полицаю выведать, кто помогает партизанам.
- Спасибо, сестра, разобьем врага, отдарю...
Посмотрела полными сочувствия и боли глазами - не иначе о ком-то своем вспомнила.
Теплый платок согрел душу. И, засыпая на снеговой постели, он с благодарностью вспоминал эту женщину.
Теперь лесные злоключения давали о себе знать. Марко места не находил - тело покрылось струпьями, его бросало то в жар, то в холод. Хотя бы раны не открылись. Чирьи стягивали кожу, гноились на боках, на спине, нарывали. Стоило задремать - зуд начинал мучить хуже всякой болячки, спросонья раздирал больные места, тело горело, рубаха становилась как лубяная.
Фельдшер Лука, ходивший за ранеными, ничем не мог помочь Марку, у самого чирьи высыпали на ногах, он прикладывал к ним печеный лук. У Марка же они высыпали по всему телу, требовалось переливание крови. Мавра сама принялась спасать Марка. Натолкла синего камня, серы, которую тайком добыли у одного ветеринара, добавила чистого дегтю, сулемы, куриного помета, сварила всю эту смесь. Текля набирала густой смеси на руку, смазывала больные места на теле Марка.
В одной из землянок с бревенчатым потолком еще осенью сложили печь, у стены лавку сбили, во дворе в бочке нагревали воду, ведрами носили в землянку - там партизаны мылись.
Истопили печь, под застлали хвоей, Марко влез в нее, головой наружу, исходил потом. Ночь пролежал в печи, синий камень въелся в тело, наутро Текля обмыла его теплой зольной водой, - чирьи уже не мучили так, боль поутихла, тело очистилось.
...После ужина наступила милая сердцу короткая передышка, редко выпадавшая на долю обитателей землянки. Чубатые, бородатые партизаны толковали о политике, о том, как сложится завтрашний день. Родиона Ржу брало беспокойство:
- Украина под немцем, где наши возьмут хлеб, металл, уголь?
Надо сказать, такие мысли тревожили всех.
- Не побеждена страна, если каждая земная жилка бьется ненавистью к врагу! - отозвался Мусий Завирюха.
- Пришли на готовенькое! - хмуро буркнул Родион, сам немало подвод с зерном отправивший немцам, правда, больше прелого да прогорклого.
- ...Тут даже пески зазеленеют! - горячо проговорил Мусий Завирюха.
- Все это одни красивые слова, - высказывает сомнение Родион Ржа, он ведь не рядовой колхозник, кое в чем разбирается, управлял большим хозяйством... И спохватился, ладно ли сказал, потому хоть оно и так, а может, и не так... Не рассердился бы командир, не каждый любит, чтоб ему наперекор шли.
Но Мусий Завирюха спокойно ответил:
- Нет, дружок! А Алтай, Сибирь на что?
- Вы забываете Караганду, Урал, - вставил Павлюк, - а сила наша в том, что теперь каждый советский человек трудится за десятерых.
Кто знает, удалось ли убедить Родиона, однако он примолк. Хлопцы не хотели спорить о политике, они немного обмякли в тепле, заговорили о девчатах. Молодые сердца бьются на один лад, - партизаны тепло поглядывали на Марка с Теклей и Сеня с Галей: снова они вместе после тяжелых невзгод. Чуть было судьба навеки не разлучила их...
Старые сорочки порвали на бинты, долго вываривали в котле: убивали инфекцию. Теперь Галя задумчиво водила тяжелым утюгом, проглаживала полотняные полоски.
Чернявый здоровяк тракторист Максим Сопилка делится с друзьями своими тревогами о молоденькой учительнице, оставшейся в селе. А сейчас понравилась другая дивчина, партизанка.
- Теперь и сам не знаю, какую брать, - обращается он к друзьям за советом, - ученую или простую?
Нечего сказать, задал всем задачу. Что тут посоветуешь товарищу? Раздвоилось сердце!.. С кем этого не бывало - заблудился хлопец в двух соснах. Или же девушка...
Спасибо, Мусий Завирюха выручил. Тягостные сомнения Сопилки долетели до его мохнатого уха, и он ответил в назидание молодым:
- Будете жить в согласии, так и из простой можно сделать ученую, а погрязнете в сварах, недолго и ученость свести на нет.
Молодежь отозвалась веселым смехом, а Сопилка смутился, не рад был, что завел этот разговор.
Текля, ощущая ласковое прикосновение шершавой руки, в изнеможении задремала. Марко не спускал с нее глаз, не давал ей одной ходить по воду, чтоб не горевала наедине в лесу. Мавра следила, чтоб дочка минуты не сидела без дела, загружала работой потяжелее, а то черные мысли совсем изведут.
Положив огрубевшую ладонь на Теклин лоб, Марко пригладил ей волосы кто в состоянии унять материнское горе? Тихонько шептал ей что-то... Текля вспомнила слова цыганки - эх, девка, испытать великие страсти тебе, умирать и не умереть...
Галя, чтоб развлечь товарищей, стала ворожить, - что нас ожидает в будущем? Жгла бумагу, выпал танк, а на нем танкист - война!
...Песенная жалоба стонала, билась в землянке, - дивчина-полонянка подавала голос из тяжелой неволи, молила:
...Десь у мене мати є,
Вона мене згадує,
Як вечерять сiдає...
То не песня, - то душа девичья парила над лесами, над оврагами, до самых звезд долетала...
...Як вечерять сiдає,
Як ложечки щитає...
Стонет, жалуется на свою судьбу невольница, печалится материнским горем:
...Одна ложка лишняя,
Десь у мене дочка є,
Одбилася вiд роду,
Як упав камiнь у воду...
Даром что партизаны дремали, в сознании билась одна мысль - не горюй, голубка, придет пора, выручим и тебя...
5
Галя переглядывалась с Теклей, у обеих слезы на глазах: партизаны с автоматами, а у нас "мадьярка", пусть и легкая, удобная, вишневого цвета, да только не умеем ее сами разбирать, свою-то знали.
Текля добавила:
- В первые дни давали автомат поносить, примеряли пилотку...
Марко потешается над подругами:
- Где ж вам справиться с автоматом, если заест его или перекос будет?
Сень в свою очередь наставляет девушек, - сперва надо изучить оружие, объясняет, как на слух распознать "капрала" - строчит, словно дрова рубит. Наш автомат бьет гуще и мягче. И винтовка наша более певуча... Сень и Марко обещают помочь подругам овладеть автоматом.
Текля, уйдя в себя, прислонилась к раскидистому дубу, словно хотела вобрать в себя его могучую силу. В собственных руках женщины жизнь и смерть. Когда по жилам пробежит горячая волна, каждое живое существо, даже самое слабое, напрягает все свои силы и становится несокрушимым - вот она, целебная сила ненависти!
Подруги собирались в дорогу.
Галя вполголоса напевала излюбленную партизанскую песню, неведомо какими путями залетевшую в лесные дебри:
Гудела степь донская
От ветра и огня,
Маруся Бондаренко
Садилась на коня.
...Марко с Сенем на широких лыжах, минуя заминированные ворота, указывали направление, за ними каштановый, с широким крупом конь прокладывал дорогу по брюхо в снегу. Галя с Теклей сидели на санях, правили конем, петлявшим между деревьев. Чтобы миновать овраг, перерезавший дорогу, долго крутились поверху редколесьем. Снегу насыпало щедро, он еще не успел слежаться, увязали лыжи и конь. А когда опять пришлось пробиваться чащобой, случилось, что сани зацепились за дерево, чуть не свалился мешок. Мешок набит сеном, а в сене обмотанные тряпьем пустые бутылки. Надо раздобыть молока: вернуть силы обескровленным людям. Погрузившись в тревожные мысли, подруги ехали молча: хоть бы кончилось все удачно! В эти смутные дни тревог всяких выпало на трудовую землю, пожалуй, больше, чем снега.