Люди, конечно, не скажут спасибо Калине за лишнюю потерю времени. Тронулись за низовым сеном. Всю дорогу чертей посылали Калине. Выскочил!.. Болтайся теперь по этакой ростепели... Подморозило бы, тогда и взяли. Вздумал перед начальством выслуживаться.
Тяжелее обиды не было для Калины. Это он-то перед врагом выслуживается?.. Хоть на люди теперь не показывайся. Не станешь же каждому объяснять, что к чему...
И, виновник передряги, дед Калина начал с горя перепрягать коня, а то, может, просто слукавил, чтобы подальше быть от косившихся на него земляков. В сердцах обругал веревочную сбрую... Сани уже скрылись за лозняком, а Калина долго еще не мог успокоиться. Наконец сказал, обернувшись к стогу:
- Счастье ваше, что на меня попали, что не дознался тот чернобородый немецкий прихвостень, отец полицая, а то бы вам несдобровать.
- Мы бы и с ним сладили, - ответил женский голос.
- Сладили там или нет, да шуму наделали бы, а тут неподалеку полицаи мост стерегут.
Текля не знала, как и благодарить Калину, чем выразить свою признательность. Сказала просто: спасибо вам, дедусь, что вызволили из беды, никогда вас не забудем.
Калина предостерег молодицу, чтобы обошли село стороной, там расположился куст полиции и карательный немецкий отряд. Сейчас в школе кашу варят. Гитлеровцы взбешены: как же, горстка партизан потрепала такую ватагу!
Обрадовался, готов до вечера сердце услаждать приятной беседой. Сколько ведь наболело!.. Для пущей видимости то и дело перепрягал коня, не мог управиться, нарочно кричал погромче, чтоб отъехавшие сельчане слышали. Посоветовал, где перейти речку; там два горбыля положены. А на мост не ходите, стерегут полицаи! Но, гнедой! Кони теперь - одни калеки. Жаль, не знал, а то прихватил бы ковригу хлеба. Старика уже звали, и он погнал коня. Торжествуя в душе, что сумел сохранить тайну, догонял санный обоз.
Марко так изнемог, что ничего не слышал.
Текля принялась приводить себя в порядок. Вылила из сапог воду. Скинула ватник, сняла сорочку, от которой пар повалил. Хорошенько выжала. Перевязала раненый бок. Прозябла до костей, пожалела о брошенном на поле боя теплом полушубке.
Марко проснулся уже под вечер. Силы вернулись к нему, но он дрожал, как в лихорадке. Все на нем было мокрое, от холода и проснулся. Прежде всего Текля выкрутила его портянки: ноги должны быть в тепле. Положила в сапоги вместо стелек сухого сена. Развалившиеся сапоги перевязала проводом, причем Марко деловито заметил:
- В первом же бою надо обуться.
За всю дорогу впервые заговорил, значит, горе его не сломило.
Когда стаскивала с Марка сапоги, из голенища выпали плоскогубцы, с которыми тот никогда не разлучался (чуть было не потерялись в сене). Мокрую одежду его туго выжала, прикрыв на это время Марка своим ватником. Из левой подмышки вынула компас и размокшие остатки топографической карты, на которой растеклась зеленая краска. Протерев хорошенько снегом руки, стала перевязывать рану. Осторожно разматывала окровавленный бинт. Из открытой раны пошла кровь. Надо бы залить риванолом или йодом, которых, увы, нет. Пуля угодила в спину, в правый бок. Не засорить бы рану. Хорошо хоть пуля не разрывная. Крепкой закалки Марко, даже не застонал, еще Теклю подбадривал:
- Попадья была хромая, а детей рожала...
И где он набрался этой мудрости! Наверное, от отца, а то от кого же? И Текля радовалась - независимо от того, удачна была шутка, нет ли, - что к Марку вернулись его выдержка и воля к борьбе. Туго отжала бинт, положила на рану лоскут чистого полотна и снова перевязала грудь и плечо. Изо всей силы растирала руки, ноги, чтобы разогнать застоявшуюся кровь, чтобы он согрелся. И Марко, беспомощный такой, целиком отдался в ее проворные руки.
Текля рассказала про случай с дедом Калиной. Марко все понял, даже то, о чем она умолчала. Подивился ее самообладанию. Немалая выдержка нужна, чтобы так держаться. Почему она его не разбудила?
А что бы он мог сделать? Берегла, жалела. Наверное, и то думала, что спросонок еще не разберется...
Кстати, сани с сеном вернулись в село, завтра снова здесь будут, вывозят сено, пока не затопило водой.
Погода прояснилась. Друзья находились неподалеку от железной дороги.
- Завтра нас здесь уже не будет, - твердо сказал Марко, и Текля поняла, что он берет инициативу в свои руки.
Разобрав автомат, Марко обнаружил, что в магазине два патрона стоят наперекос. В затворе хрустел песок, в ствол набилась земля. Протер и смазал оружие и словно почувствовал прилив свежих сил. Опять человек твердо стоял на земле. И не так-то легко теперь врагам взять Марка. Немного ослаб, правда. Хлебнуть бы сейчас стаканчик горячего молока с краюхой хлеба или хоть мисочку взвара. Сразу бы сил прибавилось! Марко не сомневается - сегодня ночью они где-нибудь подкрепятся. Жаль, потеряли завернутое в плащ-палатку мясо. И уже больше мороки Текле с ним не будет, уверяет Марко, а сам разгребает пошире оконце, поглядывает в сторону железной дороги. Глазам открылась знакомая картина. Часто бегут поезда на запад, везут зерно, уголь, лес, скот, разбитые самолеты, а обратно идут либо порожняком, либо с солдатами, танками, орудиями.
Наметанным глазом Марко наблюдал, как немцы охраняют дорогу. Замечал, где стоят посты. От одного поста к другому ходят патрули с ручным пулеметом. Через каждые двадцать минут возвращаются. Следовательно, на каждом километре посты, но за деревьями их не видно. Стерегут дорогу от партизан. Приучили-таки их к осторожности. Марку теперь ясно, где безопаснее переходить пути.
- Мы еще сюда вернемся! - убежденно говорит он. - Чтобы вывести и эту дорогу из строя, поднять мост на воздух.
Когда стемнело, они выбрались из стога. Распрямили занемевшие ноги, одеревеневшее тело. Острая боль в боку давала о себе знать Марку.
След полозьев на снегу, а местами и на земле, слегка припорошенный сеном, вывел их на дорогу. Сани поехали на мост, а Текля с Марком свернули влево, пошли по-над речкой и, найдя два горбыля, о которых говорил дед Калина, переправились по ним на противоположный берег. Через заросли кустарника побрели на огонек... Спасительный огонек! Подгонял голод.
Неподалеку от берега в саду стояла хата. Друзья из-за деревьев заглянули в окно. В печи пылает огонь, отсветы падают на лысину, на натруженные руки, путаются в седой бороде. Пожилой хозяин мудрит над ветхим сапогом. Невысокая чернявая молодичка возится у печи. Белоголовые ребятишки сидят вокруг миски с горячей дымящейся картошкой. Марку показалось, что он слышит, как хрустят на их зубах огурцы. Заманчивое зрелище. Он внимательно приглядывается к обитателям хаты. Мать аккуратно нарезает тоненькие ломтики хлеба, оделяет детей. Составив себе ясное представление о хозяевах, Марко, скинув набухший ватник, постучал в окно. Хозяин при виде вооруженного человека открыл сразу, без колебаний. Пахнуло кислым духом, обдало теплом. Они стояли словно зачарованные, не отводя глаз от огня, втягивая ноздрями вкусные запахи.
Марко не стал таиться. Спокойный, с открытым лицом, старик располагал к доверию, и Марко, почуяв в нем бывалого солдата, сказал, точно отрапортовал:
- Опергруппа возвращается с задания, оторвалась от базы, дайте наскоро перекусить...
Прямота Марка понравилась хозяину.
- Так сразу, в открытую? - сказал он с улыбкой и добавил: - Я сам в германскую войну был разведчиком. Егория имею...
Тут же распорядился, чтобы дочка накрыла на стол, покормила гостей.
Дочка Катря сказала испуганно:
- Тут немцы давеча приходили...
- Немцы, значит, уже были? - переспросил Марко, не выказав ни малейшего страха.
- Совсем недавно за мочеными яблоками приходили...
- Ну, больше, значит, не придут, - сказал Марко.
Текля убедилась: к Марку снова вернулось его самообладание, и у нее стало спокойнее на душе.
Катря ничего понять не может. Гитлеровцы прочесывают лес, устраивают облавы на партизан, карательные отряды мотаются по всей округе, а партизаны следом за ними ходят. Было чему удивляться! А если это подосланные немцами шпионы, хотят выведать настроение людей? Семье тогда не миновать беды. После короткого колебания она все же поверила, что это свои люди. Сердцем почуяла: честные девичьи глаза Текли, ласковый голос убедили. Уже с нескрываемым сочувствием поглядывала на русокосую дивчину с автоматом, связавшую свою судьбу с партизанами, кинулась завешивать окна и накрывать на стол.