Охваченный такими тяжелыми думами, молла Садых ходил по мягкому ковру и щелкал четками.
Уже стемнело. Люди загнали скот, накормили и отвязали на ночь собак. Во многих домах уже погасили свет. Деревня отходила ко сну.
И в это время у ворот моллы Садыха остановился какой-то всадник. Он огляделся вокруг и крикнул:
- Эй, хозяин дома!
Собаки набросились на всадника и чуть не стащили его с коня. Слуга подошел к калитке и прогнал собак, а затем с удивлением посмотрел на человека, который закрыл голову и лицо башлыком. Винтовка у него была спрятана под буркой. Кроме глаз, ничего нельзя было разглядеть.
- Слушай, парень, молла дома?
- Дома.
- Скажи, пусть потрудится и подойдет сюда.
- А кто ты такой?
- Скажи, что я божий гость. Скажи, что я еду из Турбе и вот вечер застал меня здесь.
Всадник заметил, что слуга чего-то боится. И этот страх передался и ему. Он отъехал от калитки и подозрительно оглянулся вокруг.
Слуга задерживался. Наконец на веранде показался человек с винтовкой в руке.
- Молла говорит, что если вы божий гость, сойдите с коня и проходите в дом.
Всадник немедля соскочил с коня и отдал поводья слуге. Собаки угрожающе зарычали.
- Не укусят?
- При домашних не тронут.
Гость легкими шагами поднялся на веранду и, открыв дверь, на которую указал слуга, вошел. Увидев ковры, он разулся, снял с плеч бурку, положил ее в угол и сдвинул башлык за шею. Молла Садых внимательно вглядывался в лицо гостя, но никак не мог признать его. Гость и винтовку поставил в угол и только после этого подошел к молле Садыху.
- Добрый вечер, молла!
- Садись, божий гость, отдохни.
Они сели рядом. Не прошло и двух минут, как им подали чай. Молла придвинул один стакан к себе, а другой предложил гостю,
- Кажется, едешь издалека?
- Как считать.
Помолчали. Молла Садых, как хозяин дома, считал неуместным расспрашивать, кто такой гость и чего он хочет. Обычаи нарушать нельзя. Если у гостя дело, рано или поздно он сам расскажет о нем. Если нет дела, ну что же, тогда он просто переночует и рано утром уедет.
Гость выпил свой чай и, поправив на поясе кинжал с серебряной рукояткой, скрестил ноги. Достал табакерку. Не глядя на хозяина, тихим голосом заговорил:
- Молла, говорят, из-за тебя Джахандар-ага убил свою сестру?
Моллу как будто ужалила змея. Он вскочил на ноги и отступил назад к стене.
- Что ты говоришь? Ума лишился? Или конь копытом ударил тебя по башке?
- Не сердись, молла, выслушай дальше.
Он затянулся еще раз. Папиросный дым окутал его, словно туман. Его лохматая папаха совсем скрылась в сизом дыму.
- Да, она вовсе не повесилась, а стала жертвой пули брата.
- Твои слова пахнут кровью. Что ты говоришь? Да и какое отношение это имеет ко мне?
- Если бы не имело, я не открыл бы твою дверь.
Молла Садых не на шутку забеспокоился. Этот человек пришел неспроста, не прислал ли его Джахандар-ага? Не окружен ли дом с четырех сторон и не сидят ли в засаде люди этого человека? А что, если сейчас гость встанет, вынет из ножен кинжал и зарубит его, а затем бросится во двор, вскочит на своего коня и исчезнет? Конечно, молла мог заранее подмигнуть своим удальцам, и те сейчас же расправились бы с пришельцем. Но разве после этого всех в доме не перестреляют и не подожгут сам дом? Зачем надо было так неосторожно пускать в дом незнакомого человека? Чтобы не выдать своих мыслей, молла стал перебирать четки и прохаживаться по комнате. Но четки он перебирал торопливо, а ходил нервно.
- Почему не садишься, молла?
- Ты сиди, а у меня ноги болят, когда сижу.
- Уж не испугался ли ты, молла?
- Эй, раб божий, скажи лучше, кто ты? И что тебе от меня надо?
Голос моллы дрожал от страха. Гость только сейчас поднял голову и посмотрел в лицо хозяину дома.
- Не бойся. Я пришел поблагодарить тебя, молла. Ты облегчил мою боль, нанеся боль моему врагу.
Молла Садых так и застыл на месте. Чутьем он уже понял, что все повернулось в хорошую сторону, но не мог еще поверить своим ушам.
- Не знаешь ли ты, молла, кто новая жена Джахандар-аги?
- Не знаю. И зачем мне знать?
- Зато я знаю. Это моя жена.
- Как?
- Так вот. Моя жена.
С плеч моллы Садых а свалилась гора. Глубоко и облегченно вздохнулось ему. В глазах посветлело. И в комнате, кажется, сделалось светлее и уютнее. Он отошел подальше и спокойно стал разглядывать гостя.
Лицо незнакомца было бледно, то и дело он без надобности хватался за рукоятку кинжала, но хватался какой-то неуверенной, дрожащей рукой. Жадно курил. Глядел в точку перед собой, но ничего не видел. Жилы на лбу вздулись и посинели. Внезапно гость вскочил на ноги и оказался перед моллой.
- Теперь ты понял, каково мое горе? Джахандар-ага запятнал честь всего моего рода, он растоптал мою папаху. Я не могу и поднять головы и смотреть людям в глаза, не могу появиться среди сельчан. У меня обрезан язык. Среди ровесников, среди родственников я молчу, как немой. Кто будет меня слушать? Все смеются вслед мне и говорят: "Бесчестный, отняли жену средь бела дня. Еще не стесняется сесть на коня..." Огонь ненависти сжигает меня, но, сколько бы ни старался, мои руки не достают до него. Теперь я пришел к тебе, помоги мне, молла. Я хочу отомстить тому, кто так жестоко поступил со мной.
- Тише, тише, услышат!
Они уселись рядом. На этот раз молла Садых сел поудобнее, скрестил ноги и стал спокойно перебирать четки.
- Эй, кто там?
Вошла его дочь Пакизе.
- Дочка, принеси нам еще два стакана чая. Да скажи матери, чтобы она приготовила поесть. Ведь мы голодные. А коня пусть поставят в конюшню.
Пакизе принесла чай и вышла, плотно закрыв за собой дверь. Только после этого молла Садых обратился к гостю:
- Братец, ты съел львиное сердце. Как ты осмелился появиться здесь? Или кровь затемнила тебе глаза? Не думаешь разве ты, что они изрежут тебя на куски величиной с твои уши.
- Лучше умереть, чем жить обесчещенным.
- Это так. Но надо быть осторожным. Иначе пропадешь, не успев ничего сделать.
- Я не боюсь смерти, молла. Я боюсь, что не смогу отомстить.
- Хорошо, пей чай.
Зазвенели стаканы, блюдца, они стали пить чай. Молла Садых надеялся тем временем взвесить все и придумать что-нибудь разумное. Он хорошо понимал, что, пока жив Джахандар-ага, ему самому спокойного житья в деревне не будет.
- Не ты ли стрелял в его дочь?
- Стрелял.
- И стога сена ты поджег?
- Поджег.
- Неосторожно поступаешь, брат. Как тебя зовут?
- Аллахяр.
- Когда ты сейчас ехал к нам, никто тебя не видел?
- Я ехал осторожно. Никто не обратил на меня внимания.
- Опять-таки ты неосторожен.
- Они теперь заняты своим горем.
Молла Садых промолчал. Допив свой чай, отодвинул стакан, протянул ноги и, облокотившись о метакке, стал перебирать четки. Он видел, что гость, который несколько минут назад представлялся ему сильным и страшным, обмяк и ослабел. Он похож на женщину, облегчившую свое горе слезами. Аллахяр долго носил горе в себе и был возбужден и зол, натянут, как струна или тетива лука. А теперь он высказался и расслабился. Он обессилел, как после долгой и тяжелой болезни.
- Помоги мне, - жалостно проговорил, почти простонал Аллахяр.
Откровенно говоря, молла Садых давно подумывал о муже новой жены Джахандар-аги. Он понимал, что неплохо бы его найти, сговориться с ним, натравить его. Да сделать бы это так, чтобы никто и не подумал, будто молла Садых причастен к этому делу. Только неизвестно было, с какого конца начинать поиски. А теперь этот человек пришел сам, своими ногами. Надо бы обрадоваться, броситься обнимать...