Пакизе осторожно подняла задвижку и отступила назад. Дверь с грохотом распахнулась. Первым вошел Ашраф. Увидев прижавшуюся к стене Пакизе, схватил ее за руку.
- Ты положила кошку в мою сумку?
- Ну и что, если я?
- Тогда я тебя украду. Значит, ты - моя доля.
Пакизе дергалась, вырывая руку, но пальцы парня сжимали ее все крепче. Девушка, видя свою слабость и беспомощность, снизу вверх посмотрела в лицо парня. Их взгляды встретились. В груди у Пакизе что-то сладко заныло, и закружилась голова. Голос ее смягчился:
- Отпусти, мне больно.
- Проси прощенья.
- Не буду.
Тетя встала и, смеясь, подошла к ним:
- Не спорьте, дети. Садитесь лучше за стол. Видно, теща будет любить, если попали на такой жирный плов.
Ашраф отпустил руку девушки. Пакизе стала гладить больное место и, нахмурившись, тихо сказала:
- Чтобы тебе сгореть!
Парни с аппетитом набросились на плов, который принесла тетя Пакизе, а девушки сидели на тахте. Только Пакизе не садилась, стояла в стороне и обиженными глазами глядела на Ашрафа. Парни съели плов и встали.
- Тетя, теперь давай нам наши подарки.
Тетя насыпала им в сумки конфет в бумажных обертках.
Ашраф выходил последним. Выходя, он обернулся и еще раз посмотрел на Пакизе.
- Не обижайся, ты сама виновата.
- Глядите на него, он еще умеет заглаживать обиду. А ну-ка выходи! смеясь, прогнала его тетя.
Они ушли. Об этом случае девушки забыли, да, наверное, забыл и сам Ашраф. Но Пакизе не забыла. И потом, в другие годы, в праздник Новруз байрам все как будто происходило так же. Подслушивали у дверей, прыгали через костры, ели плов, дурачились и смеялись. Но той сладости от праздника Пакизе не ощущала. Все время вспоминала она, как Ашраф держал ее за руку, как ей было больно. Но вот странно: чем больше проходило времени, тем сильнее желала Пакизе, чтобы эта боль повторилась снова. Она жила теперь воспоминаниями о том прошлом случае и радужными мечтами о будущем. Тогда произошло еще такое событие.
Вдруг выпал обильный снег. Крыши землянок, дворы, тропинки - все оказалось под снегом. Если бы не свежие следы от землянки до землянки, которые протаптывали, частя к соседям занимать решето или соль, то непохоже было бы, что под этими снежными буграми живут люди.
Пакизе, увидев, что девушки пошли за водой, взяла медный кувшин и тоже пошла на Куру. Шли по щиколотки в снегу. От Куры поднимался белый густой пар. Около берегов в тихих протоках вода замерзла. Только на середине, на быстром течении по-прежнему рябила струя.
Деревья на другом берегу выглядели причудливо, напоминая большие грибы. В тумаие кричали гуси. Там, где не замерзла вода, плавали стайки уток. Невдалеке раздался выстрел, гулко отозвавшийся в тумаие, и вскоре мимо девушек промчались всадники.
Как раз в это время девушки спустились к реке. Дном кувшинов они разбили лед и стали набирать воду. Одна из девушек вдруг заговорила:
- Кто из вас видел Ашрафа?
- А что такое?
- Вчера он был у нас в гостях. Так возмужал. Стал настоящим мужчиной.
- Отрастил усы?
- Усов-то я не заметила.
У Пакизе после этого разговора перевернулась душа. Она старалась вообразить себе Ашрафа. Да, наверно, он повзрослел. Интересно, узнает ли он ее, если увидит? А если даже узнает, наверно, пройдет мимо. Пакизе вдруг почувствовала, что хочет его увидеть хоть издалека.
Девушки стали расходиться по домам. И Пакизе завернула в свой двор. Она поставила на веранду кувшин, обмела снег и, дуя на синие от холода пальцы, вошла в дом. Невестка перед окном перебирала рис. Во дворе рубили дрова. Пакизе не успела подойти к горящему очагу, как мать окликнула ее.
- Прибери в комнате. Сегодня к нам придет гость.
- Что за гость в такое время, мама?
- Все приглашают. Придет Ашраф.
- Ашраф?
Девушка не узнала своего голоса. Испуганно посмотрела она на мать, но, увидев, что та занята своим делом, успокоилась. Все закипело у нее в руках. Подмела комнату, вычистила ковры на стене, вытерла стекло фонаря, сменила занавески на окнах, вымыла посуду, вынесла во двор никелированный самовар и вычистила его снегом. Не оставила нигде ни пылинки, ни пятнышка. Выколотила на улице матрасики и подушки. Между делом не забыла, проходя мимо зеркала, посмотреть на себя и полюбоваться. Надела новое платье и опять стала крутиться по дому. Улучив время, поднялась на навес и посмотрела в сторону дома Джахандар-аги, но никого еще не было видно на тропинке. Люди показались на ней только ближе к полудню.
Они неторопливо шли к дому моллы Садыха. Пакизе, раздвинув оконные занавески, стала глазеть па них. Она видела, как они чистили на веранде ноги, как стряхивали с одежды снег. Шамхал был одет в черкеску. На ногах у него были сапоги. Ашраф был в пальто. У порога он снял калоши.
Пакиэе взяла чайник и вышла из комнаты. Подошла к кипящему самовару, заварила чай, поставила чайник на самовар и накрыла его полотенцем. Возвращаясь обратно, еще раз посмотрела на калоши: их блеск ей понравился. Она повернулась и посмотрела на следы во дворе. На снегу отпечатались от калош странные рубчатые узоры. Пакизе, словно за дровами, пошла по двору, а сама глядела на узорчатые следы от калош. Она дошла до самых ворот.
Между тем поспела еда. Пакизе взяла желтую афтафу12 и тазик, непочатое мыло, повесила на руку полотенце и вошла в комнату.
Молла Садых сидел, облокотившись о метакке, а гости, расположились, скрестив ноги. Пакизе поглядела на отца, который откашлявшись, сказал:
- Вымойте руки.
Пакизе подошла и стала каждому поливать на руки. Гости умылись. Ашраф вытер руки и, возвращая Пакизе полотенце, улыбнулся:
- Не будешь больше класть кошку в мою сумку?
Девушка покраснела и поспешно вышла. Еду подавала мать. Со стола убирала невестка. Подать чай поручили Пакизе. Когда она вошла с чаем на цветастом подносе, глаза ее ничего не видели. Да и ноги, ей казалось, сейчас заплетутся.
Кое-как раздала чай. Все смеялись чему-то. Молла Садых, держась за живот, лежал на матрасике, Шамхал вытирал глаза платком. Пакизе поняла, что Ашраф рассказал про тот праздник Новруз байрам и про кошку.
"Значит, и он не забыл ту ночь, - думала Пакизе. - Наверное. Я и сейчас ощущаю его пальцы на своей руке. Узнать бы, а он тоже чувствует мою руку?"
На тропинках и дорогах глаза Пакизе все время чего-то искали. Всюду она высматривала следы от калош. То ходила к реке, то бежала к соседкам, без конца крутилась возле ворот.
Ашраф пробыл в деревне десять дней и снова уехал в Гори. В день его отъезда Пакизе стояла на навесе, откуда ей все было видно.
Ашрафа проводили до берега. Здесь он попрощался с родными. На воду ощутили маленькую лодку и отъехали от берега. Пакизе поняла, что они ломают встречный лед. Наконец добрались до того берега. Сели на оседланных коней, ожидавших их, и исчезли в заснеженном лесу. Только после этого Пакизе спустилась с навеса.
Лодка вернулась обратно. Вернулись домой и люди, стоявшие на берегу. Пакизе быстро взяла на плечи кувшин и спустилась к реке. На земле еще лежал снег. Лед на реке во многих местах потрескался. Около тропинки на чистом снегу отпечатались следы от калош.
Пакизе с опаской оглянулась вокруг и, убедившись, что никто ее не видит, разыскала тоненькую веточку и воткнула ее в один след. Затем быстро наполнила кувшин водой и бегом вернулась в деревню.
С тех пор целую неделю Пакизе каждый день, а то и три раза на дню ходила к реке за водой. И каждый раз проверяла она, не исчезли ли следы ее Ашрафа. Два дня эти следы оставались нетронутыми и свежими. На третий день Пакизе увидела, что кто-то часть следов затоптал. Девушка огорчилась. Если бы было можно, она воздвигла бы вокруг этих следов ограду.
На другой день следов стало еще меньше. На шестой день их нельзя было различить. На седьмой день Пакизе встала рано утром, быстро оделась, взяла кувшин и пошла за водой. Не доходя до проруби, она встретила Салатын. Над обрывом Пакизе отстала и начала искать заветные следы.