Алексей Осипович никак не мог уснуть. Да и как было спать. Он объехал весь Азербайджан деревню за деревней в поисках учеников для Горийской учительской семинарии. Тридцать отцов пообещали, что пошлют своих детей учиться. Но приедут ли они? Не раздумают ли? А приехать они должны сегодня утром.
Алексей Осипович посмотрел на окно. В комнате было еще темно, а там, за окном, уже светало. Алексей Осипович быстро оделся и разбудил жену:
- Вставай, Вера, пора идти.
Жена, ничего не поняв спросонок, тревожно спросила:
- Куда идти, бог с тобою!
- На вокзал.
- Зачем?
- Сегодня встречаем наших ребят.
- И мне ехать с тобой?
- Если хочешь. Но только собирайся скорее, а то опоздаем.
Через полчаса они были во дворе школы. Фаэтонщик запряг коней и с кем-то разговаривал. Когда тот обернулся, Алексей Осипович узнал его. Они поздоровались.
- Куда вы так рано собрались, господин Кипиани?
Тот улыбнулся и, наклонив голову, поцеловал руку Веры Федоровны.
- Туда же, куда и вы. Если, конечно, возьмете меня с собой. Соскучился без ребят. Школа без учеников так же грустна, как мельница без воды. Не так ли, Алексей Осипович?
Они сели рядом. Фаэтонщик взмахнул в воздухе кнутом, и кони вынесли со двора. Город еще спал, луга вдоль реки ослепительно сверкали под первыми лучами солнца.
Состав содрогнулся и остановился. Ашраф первым вышел из вагона, чтобы помочь сойти и ребятам. Ахмед высаживал детей из другого вагона. Мальчикам все было в диковинку.
Ведь они впервые проехали по Железной дороге. На чужой земле им было тревожно. Они испуганно озирались вокруг и крепко держались за свои сумки. Осман то выбегал вперед, то, втискивался в середину, то подходил к Ашрафу и хватал его за одежду. Вдруг он подался вперед и дернул Ашрафа за рукав, показывая ему на фаэтон. Ашраф обернулся и увидел Алексея Осиповича.
Все гурьбой подошли к нему. Черняевский по очереди обнял Ахмеда и Ашрафа.
- Стало быть, все приехали?
Он посмотрел на каждого из ребят, на их чарыки, на залатанную одежду. На глаза ему попался Осман.
- И ты приехал?
- Сами видите.
- Кто же будет озорничать на уроках моллы Садыха?
- Найдется кто-нибудь, - с улыбкой ответил Осман. - В нашей деревне много озорников.
- Михаил Кейхосрофович, обратите внимание, этот парнишка смешал с порохом табак в кисете моллы, а тот спалил себе бороду.
- Теперь он будет поджигать наши бороды.
- А вы разве курите?
Ребята засмеялись, а вместе с ними и учителя... Ахмед не сводил глаз с Кипиани, который пока еще за суетой не взглянул на него.
Алексей Осипович, поздоровавшись со всеми ребятами, обратился к Ахмеду:
- От радости я забыл обо всем на свете. Позвольте вас познакомить. Это учитель нашей семинарии Кипиани, а это Ахмед, энтузиаст.
Кипиани протянул руку и нахмурил брови:
- Кажется, мы знакомы.
- Знакомы! - воскликнул Ахмед и бросился обнимать учителя.
4
После того как Ольга Константиновна уснула, Семенов снова сел за рабочий стол. Он достал из кармана брюк платок, протер очки и еще раз внимательно прочел письмо, принесенное полицейским. Остановил взгляд на последних строках: "Прошу выслать мне имеющиеся у вас данные об образе жизни и мышлении Кипиани". Вот как. Хотят держать под надзором даже мысли людей. Но разве можно лишать людей права свободно мыслить?
Дмитрий Дмитриевич вообразил себе Кипиани и его жизнь в семинарии. За все время его работы на него не поступило ни одной жалобы. Кипиани любят не только грузины, но все ученики. Прекрасный учитель. Это человек, беспредельно любящий свою родину. Все время думает о ее судьбе. С горячей страстью говорит о ее прошлом и будущем. Всем своим существом привязан к школе и ученикам. Организовывал литературные вечера, читал стихи, два года назад он организовал исторический кружок. Почему преследуют такого человека? Хотят еще раз заслать его в Сибирь? Что я о нем могу написать полиции?
Семенов подошел к сейфу и достал оттуда большую папку, открыл ее. Первым ему попался большой лист, похожий на газетную страницу в черной кайме. Это был список учителей и студентов, исключенных за революционную деятельность из высших учебных заведений Петербурга, Москвы, Казани, Киева. По приказу Министерства внутренних дел эти люди держались под надзором полиции и были лишены права работать в школах.
Семенов пробежал глазами листок, заполненный мелким шрифтом. Он встретил в этом списке имена и некоторых своих знакомых. Нашел и фамилию Кипиани. Задумчиво почесал в бороде.
"Стало быть, они не оставляют его в покое и после Сибири. Может быть, Кипиани и здесь занимается тайными делами и ведет революционную агитацию? В чем она заключается, эта агитация? Думать о положении страны, о ее будущем - разве это означает идти против правительства? Разве каждый честный гражданин не должен думать о счастье своей нации, выражать протест против несправедливости? Разве сами мы не для этого приехали сюда в дальние районы Кавказа?"
Семенов вспомнил, как два года назад Кипиани пришел к нему в поисках работы. Это был высокого роста худощавый молодой человек. Он чуть прихрамывал, опирался на палку. Его лицо было бледно, а черные волосы и борода кучерявились. Свои усы не закручивал вверх, как обычно делают кавказцы, и они у него сливались с бородой. Шея вечно обмотана полосатым кашне. По-русски Кипиани говорил хорошо, но с кавказским акцентом, который сразу выдавал в нем грузина. Семенов тогда внимательно прочел заявление и спросил:
- Где вы работали до сих пор?
- До высылки я жил в Тифлисе и Кутаиси.
- Вы были сосланы?
- Да. Но сейчас я свободен.
- Женаты?
- У меня двое детей.
- Женились в Сибири?
- Нет, женился я здесь. Но Сибирь они видели.
- Почему? И они были высланы?
- Жена не хотела отпустить меня одного. Я возражал, но она все равно приехала вслед за мной в
Сибирь.
- Стало быть, хотите преподавать в нашей семинарии грузинский язык?
- Да, господин директор, с вашего...
- Хорошо, посоветуемся.
В тот же день Семенов послал письмо на имя кавказского попечителя просвещения с просьбой разрешить Кипиани работать в семинарии. Просьбу отвергли.
Семенов придвинул к себе папку и нашел в ней заявление Кипиани и ответ на него. Он пробежал глазами строки:
"Из дел губернского правления видно, что бывший студент С.-Петербургского Политехнического института М. К. Кипиани по Высочайшему повелению, последовавшему в 1878 году, за участие в преступной пропаганде в губерниях Тифлисской и Кутаисской был высылаем сперва в распоряжение генерал-губернатора Восточной Сибири для водворения по его усмотрению в местностях вверенного ему края, а затем в Оренбургский край. Но по Высочайшему повелению, последовавшему в 1880 году, он, Михаил Кипиани, освобожден от надзора полиции со всеми его последствиями и ему дозволено возвратиться в гор. Тифлис.
Уведомляя о вышеизложенном, Ваше Превосходительство, по отношению от 11 сентября за № 14824 имею честь присовокупить, не признаете ли ввиду выше данных объяснений рискованным доверить обязанности учителя грузинского языка Михаилу Кипиани, и в особенности в учительской семинарии.
Князь Гагарин.
23 сентября 1881 г."
Семенов перечитал и письмо, написанное попечителю просвещения Кавказа.
"ПОПЕЧИТЕЛЬ КАВКАЗСКОГО УЧЕБНОГО ОКРУГА.
Канцелярия.
Стол № 3.
24 сентября 1881 г.
№ 1163.
г. ТИФЛИС
Секретно
Директору Закавказской учительской семинарии
Вследствие ходатайства Вашего Превосходительства от 3 сентября за № 554, препровождая при сем копию с сообщением мне Тифлисского губернатора от 22 сентября за № 167, имею честь уведомить Вас, что ввиду обстоятельств, по коим бывший студент С.-Петербургского Политехнического института Михаил Кипиани был по Высочайшему повелению высылаем в распоряжение генерал-губернатора Восточной Сибири, Оренбургского края, не могу признать возможным допущения его, Кипиани, к преподаванию грузинского языка во вверенной Вам учительской семинарии.