«Это — лишь определённое общественное отношение самих людей, которое принимает в их глазах фантастическую форму отношения между вещами… [где] продукты человеческого мозга представляются самостоятельными существами, одарёнными собственной жизнью, стоящими в определённых отношениях с людьми и друг с другом».3
Наши товары контролируют нас, и общественные отношения диктуются их отношениями и взаимодействием: «…как только он [стол] делается товаром, он превращается в чувственно-сверхчувственную вещь. Он не только стоит на своих ногах, но становится перед лицом всех других товаров на голову, и эта его деревянная башка порождает причуды…»4
В капиталистическом обществе повседневные общественные отношения — в той самой «фантастической форме» — это мечты, «удивительные причуды», проистекающие из верховной власти товара.
Сама «реальность» при капитализме является фантазией: формальный «реализм», следовательно, представляет собой всего лишь «реалистичное» изображение «абсурда, ставшего реальным» — но от этого абсурд не становится ни капли менее абсурден. Формальный «реализм» столь же неполон и ангажирован идеологически, как сама «реальность». Я уже ранее излагал свою позицию о том, что якобы «реалистичный» роман о препирательствах в семьях среднего класса, герметично изолированных от общей панорамы социальных конфликтов, даже более эскапичен, чем, скажем, «Горгульи и крысы» Мэри Джентл (фэнтези, включающая, однако, обсуждение проблем расизма, трудовых конфликтов, сексуальности и пр.) или сюрреалистический роман-коллаж Макса Эрнста «Неделя добра» (1934), угрожающе переворачивающий с ног на голову изображение привычной буржуазной реальности. Книги могут притворяться повествующими о «реальном мире», но это не означает, такое изображение мира будет отличаться особой честностью и глубиной.
Именно по этим причинам Адорно считал Кафку «одним из немногих писателей... способных писать о современной действительности». Возможно, фантастический жанр на самом деле как нельзя лучше подходит для описания современности, гармонирует с ней. Типичные обвинения фантастики в эскапизме, непоследовательности или ностальгии (если не откровенной реакционности), возможно, справедливы для большинства литературных работ как таковых, но в каждом конкретном случае зависят от содержания. Фантастика, будучи способом конструирования внутренне непротиворечивого, хоть и фактически несуществующего мира, построенного на признании невозможного реальным в рамках данной литературной работы, просто отражает «абсурдность» современного капитализма.
Именно это свойство фантастики представляет интерес для марксистов. Подвергнув тщательному разбору этот полный парадоксов современный жанр, возможно, с помощью фантастики мы сможем открыть новые возможности критического искусства.
Разумеется, у фантастики нет неких неотъемлемых «подрывных» свойств, да и критический элемент в искусстве не появляется исключительно по сознательным соображениям автора. Тем не менее, как очевидный эпистемологический радикализм основной предпосылки фантастического метода (что невозможное реально), так и его интригующее внешнее совпадение с причудливыми парадоксальными формами капиталистической современности могут быть отправными точками для объяснения статистически аномального количества фантастов с левыми взглядами. Проблема демаркации (где начинается «левизна»?) ведет к возникновению огромного количества «серых зон», поэтому утверждение выше нельзя считать научным. Тем не менее, впечатление необычного перевеса в пользу левых в этом жанре остается неизменным.
Существует марксистская школа литературоведения и культурологии применительно к научной фантастике (далее НФ). В этой области пока остается очень влиятельной точка зрения Сувина, хотя недавно он уточнил свой предыдущий тезис о фэнтези как о «недолитературе мистификации», принципиально отличной от НФ (он считает их объединение в один жанр «показателем нарастающей патологизации общественных процессов»). Это можно заметить по некоторым работам в настоящем сборнике. Сувин утверждает, что особенностью научной фантастики, в отличие от фэнтези, является «интеллектуальное остранение» — жанр опирается на рационалистическое и научное мышление, но отстраняется от настоящего ради творческой экстраполяции тенденций, заложенных «здесь и сейчас».