— Ага, понятно. А с чего ты, спрашивается, взял, что я вот так радостно брошу всё и побегу играть в сталкеров и нянчиться с растленной молодежью ради душевного спокойствия старых алармистов?
— Ты три раза в неделю занимаешься в тире. Зачем? — Матрос смотрел мне прямо в глаза.
— В смысле — зачем? Для себя, — он застал меня врасплох. Ну ясное дело, такие встречи без предварительной подготовки не проводятся.
— Ну кого ты обманываешь, а? Наше поколение ничего не умеет делать «для себя». Молодые — умеют, а вот мы — нет. Доказано двумя тысячами лично мне известных примеров.
— Наше поколение? Ты меня на пятнадцать лет старше, дядечка!
— Когда ваш профорг узнал о твоих успехах в стрельбе, он предложил тебе выступать от завода на городских соревнованиях. Что ты ему ответила, помнишь?
— Ты, наверное, сам это должен знать, — я потихоньку начинала закипать.
— Я не знаю. Знаю только, что он до сих пор с тобой не здоровается. Не для себя, не для людей — для кого ты дырявишь мишени, Оса? Не знаешь? Зато я знаю: ты до сих пор ждешь приказа. Ждешь кого-то, кто подорвет тебя с твоего топчана в бытовке и бросит в бой. Я сам такой, только я уже — старая развалина. Но и ты лет через десять мало на что будешь способна.
Одним залпом Матрос выдул стакан компота, глаза тут же заблестели, как будто стопку тяпнул.
— Ты помнишь это ощущение, Марьям? Ощущение из сорок восьмого? Мы голодали, мерзли, погибали — но никогда еще нам не было так весело. Казалось — можно дойти до края земного шара, взобраться на небо и перевернуть весь мир. И — никаких компромиссов, никаких остановок на полпути! Это надо вернуть молодым — этот огонь, этот энтузиазм. Тогда для нас вообще не будет ничего страшного — ни в прошлом, ни в будущем.
Я смотрела на него, не желая напоминать, как он расстрелял в своем энтузиазме сорок человек, большая часть которых — женщины и дети. Не желая спрашивать, скольких из них он отправил на тот свет лично. Я вспоминала, как во время наших бесконечных споров в период работы в КОРДе он грамотно, аргументированно доказывал, что единственный способ предотвратить повторение сталинизма — устроить огромный концлагерь, куда посадить всех сталинистов, всех их родственников, друзей и домашних зверушек.
И в то же время он абсолютно, безукоризненно честен и бескорыстен. Когда мы с ним впервые накрыли конспиративную квартиру спекулянтов, торговавших дорогими лекарствами, а заодно и снабжавших деньгами наш доморощенный союз меча и орала, я впервые в своей жизни увидела чудовищное богатство, рассыпанное на небольшом пространстве обеденного стола. Пачки валюты, настоящих шведских крон, наспех рассортированные по весу золотые украшения — я не была специалистом, но видела перед собой состояние, достаточное для того, чтобы план типа «делим пополам и пропадаем в разные стороны» переставал быть безумием. Да что там говорить — достаточно было зачерпнуть малую горстку ценностей, чтобы сильно поправить свое материальное положение. Вместо этого мы под камеру начали опись найденного — и чтобы там кто ни говорил иной раз за спиной, ни единой бумажки к нашим рукам не прилипло.