Остров Чаек лежит в одиночестве посреди моря. За несколько веков до начала романа его завоевала некая империя под названием Кавалькаста, метрополия которой лежит «в далёких заснеженных равнинах». Культура Кавалькасты, как и коренных племён острова, не основана на какой-либо конкретной культуре, но у них есть одна особенность, которая роднит их сразу с Древним Египтом и Китаем: своих усопших предков они ставят превыше всего. После смерти их кремируют, запечатывают пепел в кувшине и оставляют этому кувшину подношения. Со временем Кавалькасте стало негде хранить своих мертвецов, поэтому им пришлось расширять территорию. Так они и пришли на остров. Неприветливый жаркий климат, местные культуры, а также весьма экзотические флора и фауна Острова Чаек отличаются от родины Кавалькасты, поэтому её правление трудно назвать эффективным:
Поселенцы Кавалькасты принесли с собой смертный страх перед изменением или отменой законов, боясь рассердить предков, которые эти законы придумали. Все, что можно было сделать, — нагромоздить ещё больше правил сверху. Эдикты порта Внезапный Ветер останавливали воров, что крали сани или меха, но не тех, что похищали нефрит или кокосовый ром; убийц, что заманивали жертву на тонкий лёд, но не тех, что варили яд из медуз. Не было плана действий на случай эпидемии плачущей лихорадки и невозможно было обеспечить карантин в заражённых поселениях.
До завоевания на острове жило несколько разных племён — Горький Фрукт, Пляшущий Дым, Янтарь. Со временем они смешались с Кавалькастой и друг с другом, но одно племя стоит особняком. Этих людей зовут Кружевными, потому что они живут среди скал на самом побережье, ещё менее пригодном для жизни, чем остальной остров, большую часть которого занимают вулканы. Ветер и волны изрезали скалы настолько причудливо, что они напоминают кружева, отсюда и название народа. Кружевных все ненавидят, презирают и боятся из-за того, что они сделали несколько веков назад, когда первые поселенцы Кавалькасты появились на острове. Кружевные верят, что для того, чтобы вулканы не уничтожили всех людей, необходимо приносить им в жертву нескольких из них (это отсылает нас сразу к мифологии ацтеков, приносивших людей в жертву солнцу, чтобы отсрочить конец света, и к легенде маори о вулканах-богах Таранаки и Тонгариро, сражавшихся за любовь Пиханги. У Кружевных тоже есть очень похожая легенда о любовном треугольнике между тремя вулканами). Для этого они и похищали пионеров. В наказание храмы Кружевных были разрушены, жрецы казнены, а самих Кружевных изгнали на неприветливое побережье, где они и живут по сей день.
Быт острова держится на сети людей, которые называются Потерявшимися. Они способны покинуть своё тело и отправить своё сознание, куда им вздумается, без каких-либо телесных ограничений (а здесь нужно вспомнить шаманские практики народов Сибири и Дальнего Востока). Поэтому они и отвечают за получение и передачу новостей и прошений, прогнозирование погоды и природных бедствий, надзор за порядком и прочее. Потерявшиеся очень редки и рождаются только на Острове Чаек. Потерявшиеся и несколько вымышленных видов животных — единственный фантастический элемент в романе. Несмотря на то, что суеверия Кружевных и прочих народов играет в сюжете ключевую роль, они никогда не подаются как факт.
Несмотря на то что Потерявшийся может родиться в любом племени, среди Кружевных их ещё не было. Поэтому рождение девочки по имени Арилу Кружевные встретили ликованием, ведь если им удастся подарить острову Потерявшегося, к ним вернётся хотя бы малая доля былого уважения. Но есть загвоздка: поскольку Потерявшиеся по природе своей чувствуют себя неуютно в своей физической оболочке, в первые годы своей жизни они неотличимы от детей с задержками в развитии — двигаются мало, неуверенно и неуклюже, смотрят отсутствующим взглядом, а вместо речи у них неразборчивое бормотание. По этой причине у Кружевных не принято огорчаться подобным детям. В этом состоит очень важное различие между гуманизмом религиозным и гуманизмом светским: они относятся к детям с особенностями хорошо, но не потому, что они — такие же люди, как и все остальные, а потому что религия говорит, что это хорошо. Ср. с общерелигиозными традициями восхваления немощных и превращения их в объект благотворительности и идеей «безумной мудрости».