Выбрать главу

Евгений Кондаков

«Эхопраксия» Питера Уоттса

Питер Уоттс. Эхопраксия (роман, перевод Н. Кудрявцева). М.: АСТ, 2015 г.

Этот роман оказался тяжелым чтением, по крайней мере сравнительно со своим предшественником — «Ложной слепотой» (разбор этого произведения см. в нашем альманахе № 2, стр. 71). Та была как-то интересней и более гладко написана; здесь же такое впечатление, что эпизоды связаны не столько логикой, сколько бредом. Не облегчают понимание и обильные псевдо-неологизмы для обозначения реалий фантастического будущего (что присутствовало и ранее). Впрочем, не берусь судить, насколько во всем этом велик вклад переводчика, а не автора.

Но главное, что нас здесь интересует, присутствует в полном объеме. Это — слепок коллективного сознательного и бессознательного современного буржуазного общества, причем в изложении его интеллектуальной элиты. Текст является до некоторой степени продуктом коллективного творчества — таков уж метод работы автора, как он сам описывает в послесловии: оживленные и горячие обсуждения в близкой автору среде ученых-позитивистов. Отсюда понятно происхождение многочисленных новых и парадоксальных естественнонаучных фактов, которыми полны страницы обеих книг и из которых выводятся столь далеко идущие прямо-таки философские следствия.

Например, посмотрим на сами заглавия. «Ложная слепота» о том, что нас обманывают собственные чувства, а «Эхопраксия» (эхопраксия — подражательный автоматизм) — о том, что могут обмануть (использовать нас во вред нашим собственным интересам) и социальные коммуникации, принимающие форму некоего патологического сбоя. Вообще, рассматривая оба романа вместе, можно заметить, что в «Ложной слепоте» автор рассуждает с точки зрения субъективного идеалиста, пределом для которого является солипсизм, а в «Эхопраксии» исследует уже объективный идеализм, доходя до волюнтаризма. Под волюнтаризмом я здесь понимаю признание существования некоей (скорее всего, божественной) мировой воли, определяющей (в крайних проявлениях волюнтаризма — вплоть до каждого мгновения) течение всех процессов во Вселенной. Этим отрицается возможность познания объективных законов движения материального мира, в частности, что особенно близко автору, — законов общественного развития.

Надо заметить, что автор — продукт нашей современной эпохи, эпохи манипулятивных СМИ, политиков-марионеток, НЛП и т.п. Поэтому и мировая воля у него распадается на иерархию воль разного уровня по возможностям манипулирования нижележащими, по, так сказать, продвинутости и прокачанности.

На самом нижнем уровне находится «маленький человек», натурал (так называемый «исходник») без сильных искусственных улучшений. Таков главный герой, ставший ко времени повествования уже анахронизмом.

Выше идут «синтеты» и пр., наделенные значительными когнитивными улучшениями. К натуралам они относятся как к тараканам, оговариваясь, что уважают их за простоту и живучесть устройства.

Еще выше вампиры, воссозданный из небытия за свои превосходные качества (несмотря на огромную их опасность) вид сапиенсов.

С ними конкурируют «монахи-двухпалатники», способные соединять в сеть свои мыслительные способности. Слабые разумом натуралы не способны не только постичь Истину, но и понять постигших ее монахов.

— Дело не в том, что у них нет ответов, — ответил Мур, помедлив. — А в том, что мы, по большей части, не можем их понять. Можно, конечно, прибегнуть к аналогиям. Запихнуть трансгуманистические озарения в крошечные формочки человеческих представлений. Но тогда получишь, в основном, кровоточащие метафоры с переломанными костями.

Где-то далеко находится Бог (которого и пытаются познать монахи), источник чудес, т.е. нарушений физических законов во Вселенной. Сама Вселенная, возможно, виртуальна.

Числа не просто описывали реальность: они и были реальностью, дискретными ступенчатыми функциями, которые, идя по длине Планка, сглаживались до иллюзии материи. Тараканы все еще ссорились по поводу деталей, хотя те, скорее всего, давно прояснили их не по годам развитые дети. Вот только отписать родителям забыли: что такое Вселенная — голограмма или симуляция? А ее граница? Программа или всего лишь интерфейс? И если последний вариант правильный, то кто сидел с другой стороны и наблюдал за работой реальности?