Он что-то хотел сказать, но на площади снова раздались слова ашига, рассказывающего слушателям о пропетой им песне.
— Эти мудрые слова оставил нам в назидание известный Фатали-ага сальянский. Его высокий ум знал, что судьба, написанная в небесах, не может измениться на земле. Смерть придёт к каждому, а потому помни, что жизнь твоя уходит, цени и береги ее.
Толпа сочувственно зашумела, и в комнату студентов долетели вздохи, обрывки слов и покашливание.
— Ох, верно! Мудро сказал Фатали-ага… Правильная речь! Правильная песня!
— «От бога мы изошли, к нему же и вернемся», — говорит несомненная книга… — снова заговорил ашиг. — Ни один волос не упадет с головы правоверного, если этого не захочет аллах! Все, что есть, устроено им, и не нам, ничтожным червям земли, изменять его порядок…
Шамиль, внимательно слушавший слова ашига, хмуро усмехнулся и поднял глаза на своих друзей.
— Ты слышишь, Абакар? Народу говорят, что все устроено аллахом, и дурное, и хорошее. И змея, которая кусает человека, и муллы, которые продали аллаха, и шариат, и русские, и правоверные… Все от бога… — Он устало засмеялся. — Видишь, Саид, и ты, Абакар, про какой локон поет кумык?
В эту минуту над аулом неожиданно разлился долгий и протяжный крик. Муталимы подняли головы.
Крик рос, и слова кричавшего явственней доносились до них.
— Э-э-й-й… лю-ди-и! Пра-во-верные!! Слу-у-шай-те все-е!
Ашиг, толпа и даже дети, игравшие у родника, смолкли.
Муталимы и Шамиль поднялись.
— Приехали друзья наши и братья из Чечни и Казикумуха с письмами и благословением от святого шейха Магомеда-Кадукли и храброго Сурхай-хана. Все, кому это надлежит слышать, да услышат и соберутся на гудекан[4] у мечети…
Прокричал будун[5]. Секунду длилась пауза, и затем за стеной вновь поднялся шум. Проскакал конный. Заскрипело колесо арбы, и люди, занятые новой вестью, шумно толкуя о событии, стали расходиться.
— Надо идти. Эти гости будут поинтереснее ашига… — словно в раздумье сказал Шамиль, подтянув слегка опавший кинжал, надел папаху и, разглаживая молодую курчавую бороду, пошел к выходу.
Абакар, Магома и Саид, обрадованные неожиданным перерывом занятий, весело двинулись за ним, почтительно отставая на полшага от своего сурового и не по летам серьезного руководителя.
Аул Унцукуль славился во всей округе изобилием хорошей ключевой воды, которая была проведена в него подземными водопроводами из большого ключа, бившего из земли верстах в трех от аула. Ключ выбивался наружу двумя фонтанами в противоположных концах аула. Один из них находился около мечети, рядом с которой была построена сакля с большим четырехугольным бассейном, служившим молельщикам для омовения. Вода здесь разделялась на два рукава — один шел в бассейн, другой же к фонтану за мечетью.
Второй фонтан был расположен в конце аула. Около него раскинулась маленькая площадка, сдавленная стенами окружавших ее домов. Сюда собиралась мужская аульская молодежь поглядеть на приходивших за водою девушек и женщин.
К первому фонтану никто из молодежи не ходил, потому что там всегда сидели постоянные посетители мечети — пожилые люди и старики, своим присутствием стеснявшие молодежь.
Но сейчас площадь была запружена народом. Почти все крыши саклей, окружавших ее, были заполнены женщинами, расположившимися на них и окруженными своим разнообразным потомством. Из узких, кривых уличек к площади шли люди. Босоногие мальчишки сновали среди них. У фонтана, под большой выбеленной стеной, лежал длинный ряд плохо отесанных камней, служивших старикам сиденьями, но сейчас старики и все наиболее почтенные люди аула были в мечети, где шел маслаат[6].
Молодежь, как всегда несколько буйная и бесстыдная, не стесненная присутствием стариков, шумно расселась на камнях, разговаривая и перебрасываясь шутками между собой.
Несмотря на жаркий день, большинство было в овчинных тулупах, накинутых поверх грязных бязевых или ситцевых рубашек. Под шубой сверх рубашки у каждого висел кинжал на широком ремне, а у некоторых, наиболее франтоватых, из-за пояса торчали пистолеты, «дамбача». На ногах у них были персидские или же местные шерстяные чулки, у некоторых сверх чулок были надеты сафьяновые чувяки. Иные ходили просто в войлочных сапогах и грубых шерстяных шароварах, надевавшихся без нижнего белья, которое вообще в те времена было совсем неведомо горцам.
6
Совещание. В те времена все политические и общественно-бытовые вопросы разрешались маслаатом в мечетях.