— Так точно! — вскинулся разом пришедший в себя лейтенант. — Пуля, залетевшая со стороны противника…
Но командиру полка мало того, что понял его Железняков. И он не дает ему договорить.
— Командир роты! Доложите, что натворила тут пуля, залетевшая со стороны противника.
Он впрессовывает эту пулю в сознание каждого, кто здесь слушает. Понимает, что трижды повторенное запомнится всеми и не забудется. Младший лейтенант уже повторил его фразу, как свою.
— Пуля, залетевшая со стороны противника, сбила ехавшего верхом командира батареи и убила его коня.
— Как это сбила? — мигом закрепил капитан. — Вот он, комбат, живой.
— Вся рота видела, как сбила, — заупрямился вдруг младший лейтенант. — И коня убила. Я сам видел.
Быстрые глаза капитана пробежали с ротного на Железнякова, на пехотинцев, которые согласно гудели, а некоторые поддакивали и кивали головами.
— Из Кирова, ребята? — обратился он к ним, зная, что другого пополнения полк давно не получал.
— Из Кирова.
— Вятские…
Совсем исхудалые и голодные, они все же составляли землячество, которым даже на войне выжить легче.
— Вятские, вятские, — заулыбался капитан. — Ребята хваткие, семеро одного не боятся.
— А один на один все котомки отдадим, — тоже засмеялся один из них.
— Во-во, — поддержал капитан, продолжая вятские поговорки. — На полу сидим и не падаем.
— Вы не из наших, кировских, будете, товарищ командир, — осмелев, спросил кто‑то. — Не из вятских?
— Нет, братцы, это у вас, помнится, корову на крышу затаскивали, чтоб траву там объедала. У нас в Донбассе такого не было.
И вдруг капитан резко обернулся к Железнякову.
— А ну‑ка дай шапку.
Тот, не понимая, снял ушанку и протянул ее Кузнецову. Он вовсе и не помнил сейчас ни ожога от пули, ни того, как перекрутилась на голове шапка. Но точный глаз капитана уже несколько минут держал где‑то в подсознании и опаленный выбившийся мех, и надорванный клок ушанки Железнякова.
Теперь он крутил в руках эту ушанку. И нашел наконец, просунул палец в опаленное отверстие.
— Смотри‑ка, действительно. Не контузило тебя, лейтенант?
Все с интересом уставились на шапку и на капитанский палец.
— Во, повезло противотанкисту, — прогудел ближний пехотинец.
— Да, два сантиметра в сторону — и черепушка долой.
Ну, все. Теперь хоть черт, хоть дьявол, всем свидетелям ясно, что они это видели.
— Ведите роту в окопы! — приказал капитан младшему лейтенанту.
— Р-р–ро–та, в колонну по два становись! — раскинул он в сторону руки.
— Письменно донесите командиру батальона все, что тут произошло. Батальон к боевому донесению вечером должен приложить ваш рапорт.
— Есть! Разрешите вести роту?
— Ведите.
— Прравое плечо вперед! Шагом марш!.. Прямо!..
Взводный Поляков. Ты не снайпер и мог убить своего комбата. Но как же счастливо ты промахнулся! Дважды счастливо — не попав, но задев.
— Ты все понял? — свирепо спросил командир полка у командира батареи.
— Все, — поднял тот на него хмурый взгляд.
— Всего от тебя ожидал. Но дурости! — Капитан, не прощаясь, махнул рукой адъютанту и зашагал на передовую, быстро взбираясь на кручу к Красной Горке.
Первый котелок наваристого супа с мясом старшина передал Буйлину, чтобы тот накормил им совсем уж истаявшего Ермошкина.
Но Ермошкин, едва взглянув на суп, заплакал и не стал есть.
— Буйвол, бедный Буйвол, — чуть слышно запричитал он.
Буйлин пытался уговорить его. Упрямо совал ему ложку в рот. Но Ёрмошкин с неожиданной силой так оттолкнул его, что котелок, бренча дужкой, выкатился из шалаша, пролив весь суп до капли.
Ночью ординарец Юмагулов тронул за плечо командира батареи.
Железняков, будто и не спал тяжелым сном, разом вскочил, затягивая поясной ремень. Сапоги за всю весну никто ни разу не снимал, так что возиться и надевать их не пришлось. Потрогал рукою — на месте ли пистолет — и только тогда открыл глаза.
Открыл и удивился: Юмагулов стоял, одетый по-походному. За плечами висел автомат, шапка, как всегда у него в бою, надвинута на самые глаза. В гильзе на ящике из‑под снарядов неярко горел фитиль, освещая автомат и шинель комбата, снятые с гвоздя, гранаты и крышку от котелка с супом и плоским, величиною с ладонь, куском темного, почти черного мяса.
— Командир полка вызывает, — объяснил ординарец.
— Батарею кормили? — спросил Железняков, быстро надевая шинель и кивнув на мясо в крышке.
Все получили ровно по столько же. Старшина за полночи все организовал. Мясо сварено в деревенских чугунах, нарезано и в чугунах же зарыто в землю так, что никому не найти. Бульон в ведрах и термосах. Артиллеристы выпили по две кружки. Остальное, как прикажет комбат. Термоса на всякий случай тоже зарыли.